|
 Жозеф Хеллер о Рембрандте
Есть ли какая-то связь между изображениями Рембрандта? Один и тот же ли это человек на протяжении лет? На эти вопросы пробует дать ответ Жозеф Хеллер в своем романе, где главный герой - сам голландский художник. Главный герой романа, Рембрандт в лучах своей славы, получает «божественный» заказ, который вводит его в конфликт с натурщиками и заказчиками и даже с самим философом, которого он стремится запечатлеть - Аристотелем...
Ниже приведены отрывки из романа, главный герой которого - Рембрандт.
"Рисуя своего “Аристотеля с бюстом Гомера”, Рембрандт сам изучал скульптуру, поставленную им на круглый столик, покрытый красной материей. Он созерцал его, спрашивая себя, сколько его кредиторы выручат от продажи на аукционе всего нажитого им, он знал уже, что рано или поздно это свершится, публичная распродажа уже неизбежна... Аристотель не мог посоветовать ему, как выпутаться из этой истории.
Да и его бюст Гомера был только фальшивкой... Простая имитация, которая, несмотря на эллинистический стиль, была не больше чем повторением статуи, в котором не было ни капли оригинала... Никаких сомнений по поводу суммы покупки этого полотна. Условия контракта заданы заранее во время обмена письмами между видным сицилийцем, его заказавшим, и доверенными лицами художника в Роттердаме.
Одному из них пришла в голову мысль рекомендовать именно Рембрандта на выполнение этого заказа, а не тех двух художников, интересы которых он также представлял. Хотя меценат-заказчик и художник ни разу не встречались, их сотрудничество продолжалось более одиннадцати лет. Цена картины была назначена в пятьсот флоринов. Пятьсот флоринов в Объединенных Провинциях 1653 года были премиленькой суммой.
Даже для Амстердама, где уровень жизни был несравнимо выше, нежели в провинции. Голландия была в то время центром мира.
Пятьсот флоринов, о них Антонио Руффо горько писал в письме девятью годами позже - их хватило бы на восемь картин такого же размера у какого-нибудь итальянского художника. Но он и не представлял себе, что это была сумма в десять раз больше, нежели сам Рембрандт мог запросить у себя в Амстердаме, где он вышел из моды.
Он приближался к финансовой катастрофе, последствия которой могли приговорить его к нищете до конца жизни...
В 1961 году музей Метрополитен купит эту картину за рекордную сумму в два миллиона триста тысяч долларов... В Амстердаме 1б53 года художник или держатель лавки мог с пятьюстами флоринами жить безбедно с семьей в течение целого года. Либо приобрести новый дом.
Для овдовевшего Рембрандта ван Рейна, потратившего на себя тридцать тысяч флоринов и слишком хорошо жившего десять или одиннадцать лет, после которых его репутация и доходы практически свелись к нулю, эта сумма не значила почти ничего. По истечении четырнадцати лет - вместо шести отпущенных ему на погашение кредита - он должен был еще более девяти тысяч за свой дом.
Голландия вовлекается в это время в войну против Англии, которая в свое время обеспечивала поддержку гордым провинциям в их борьбе за независимость от Испании. В этот раз интересы Англии и Голландии пересеклись. В Амстердаме в это же время отмечают вспышку чумы. Экономика в это время начинает развиваться хуже, капиталы редеют, финансисты начинают волноваться - кредиторы все больше и больше теряют терпение.
Расположенный на улице Святого Антония, на одной из самых широких улиц Амстердама, где находятся шикарные кварталы города, дом Рембрандта выполнен в типично роскошном голландском стиле. Само слово «бреестрат» («широкий проспект») значит, что улица, на которой проживает художник - одна из центральных артерий города.
Зажатый на углу улицы, дом художника был окружен другими роскошными жилищами, где жили многие официальные лица и самые зажиточные буржуа города, многие из которых были замечены и как меценаты художника. Свои расходы на покупку картин и безделушек Рембрандт с лихвой компенсировал приданым Саскии и собранными во время доходных лет в Амстердаме средствами.
Но карьера его неожиданно пошла вниз.
Молодой двадцатипятилетний художник, только что покинувший родной Лейден, обосновавшийся в 1б31 году в Амстердаме, имел неплохие доходы и комиссионные, трудился не покладая рук, завершив за два года пятьдесят полотен, В среднем - одна картина за две недели!
Вполне возможно, что эти цифры несколько преувеличенные, тем не менее несомненно то, что Рембрандт и Саския, которая была дочерью (сиротой) старого бургомистра Лейванденского в Фризе и двоюродной сестрой известного торговца картинами в Амстердаме, были уважаемыми представителями среднего сословия - состоятельной буржуазии - в городе.
А в Голландии XVII века средний класс был классом правящим!
И вот: долги Рембрандта огромны, и он ничего не может предпринять. Теперь, работая над «Аристотелем с бюстом Гомера», он часто спрашивает себя, что он должен делать... Продавать ли дом снова или занимать деньги у друзей, дабы расплатиться, и он уже знает, там, в глубине души он знает, что пойдет занимать снова.
Итак, добавив черного к одежде Аристотеля и еще затемнив задний план, уже полный бесчисленными тенями, так как он любил, чтобы его картины казались напоенными черным цветом, он сказал себе, что он займет деньги у друзей и внесет последний взнос за дом только во имя его юного
Титуса, чье наследство, в конце концов, могло бы сильно сократиться после вычитания долга.
Тратить деньги из наследства Титуса, который еще так мал, что не понимает, что отец его грабит - это выше сил... Рембрандту сорок семь лет, и он прекрасно видит призрак своей нищеты. Саския умерла одиннадцатью годами ранее.
Из четырех детей, которые родились в их браке за восемь лет совместной жизни, только Титус остался жить. Воображая Рембрандта, созерцающего Аристотеля, который погружен в сумрачное самоуглубление перед бюстом Гомера, и ощущая чувства, выраженные темными тонами, понимаешь, что, возможно, Рембрандт созерцает самого себя,
оплакивая годы, проведенные с Саскией. Смерти детей, конец счастливого брака, может ли Аристотель чем-либо помочь художнику?
Рембрандт уже живет с некой Хендрикье Стоффельс, молодой женщиной, которая вошла в его дом как служанка, но скоро стала носить его дитя... Аристотель мог его понять... Аристотель, который предстает перед нами знатоком человеческих пороков, не спросил ли он себя, чем руководствовался нотариус, помогавший Саскии Ван Уленбург написать свое завещание...
- Как случилось, что все ваши благодетели настолько суровы вот уже столько времени? - спрашивает высокий натурщик, изображающий Аристотеля.
- У них дурная кровь.
- Это отчего же?
- У них проблемы с деньжатами, - ответит художник.
Эта манера поведения, наполненная тревожным достоинством, отсутствует на его автопортрете 1652 года, который в момент рисования висит у пего на стене мастерской. Там Рембрандт гордо стоит в рабочем колпаке, сложив руки у пояса. Даже сегодня мастер кажется несговорчивым и непобедимым всем тем, кто в Историческом музее Вены заглядывает в его глаза.
Его лица, погруженные в раздумья и мучения, - лица персонажей картин, но не его..."
|
