Святой Матфей, 1661
Снятие с креста, 1634

	Христос в Эммаусе, 1648
	Давид и Урия, 1665

- Нет, не надо. Во всяком случае, сейчас, - ответила она. - И не потому, что я не хочу видеть себя такой, какой стала. Но вы даже не можете вообразить, сколько времени отняло бы это у вас. Я до смешного ослабела, и вы еще не успеете начать, как мне уже понадобится отдых. Но все равно ваше предложение делает вам честь. И вам совсем не нужно писать меня - я и так знаю, что у вас получится. Я не лишена фантазии, мне нетрудно представить себе, как я буду выглядеть на портрете, и этого достаточно.
Не думая о том, смотрят на них или нет, Рембрандт поймал ее руку, покрыл поцелуями, и госпожа ван Хорн не отняла ее, пока он не запечатлел на ней всю свою скорбь, запоздалое раскаяние и невысказанную любовь. А затем пришли Лотье и Алларт, подняли ее веер и платок, укутали ей плечи шалью и завели разговор о том, что надвигается гроза и что отец будет беспокоиться. Рембрандт совсем позабыл про него, словно господина ван Хорна и не существовало.
- Надеюсь, ты с нами, Рембрандт? - спросил Алларт. - Сначала мы отвезем домой мать, а потом тебя.
При сложившихся обстоятельствах отказаться было немыслимо, хотя поездка в карете не сулила художнику ничего, кроме нескольких минут молчания или пустой болтовни. Убеждая себя, что иначе поступить нельзя, он подошел к Сильвиусам и пожелал им доброй ночи. Пастор сердечно пожал ему руку, а госпожа Сильвиус еще раз поблагодарила за букет, зато Саския едва взглянула на него и протянула ему лишь кончики пальцев.
- Мне очень жаль, что мы уезжаем так рано. Это из-за грозы, - объяснил он.
- Я думала, вы задержитесь у нас подольше, - сказала Саския, распахивая дверь. - Но вы, разумеется, правы, что не хотите попасть под дождь. Главное - не промокнуть.
С этими словами, даже не улыбнувшись, она закрыла за ним дверь и вернулась в комнату; а когда карета тронулась, Рембрандт увидел через окно, что девушка, высоко подняв пылающее лицо, снова обносит гостей фруктами.

Саския не давала о себе знать больше недели. Портрет, единственный предлог, позволявший Рембрандту постоянно видеться с ней, был готов; вечеринки тоже прекратились, потому что лето кончалось и все стремились за город. Художник с тоской и тревогой выжидал случая вновь увидеть девушку, и случай этот наконец представился, но произошло это так, что Рембрандт был и встревожен и уязвлен. Он нашел у себя под дверью записку, написанную изящным сдержанным почерком госпожи Сильвиус и в удивительно церемонных выражениях приглашавшую его посетить их дом в пятницу вечером. Пятница была неприемным днем, и чопорный тон записки подсказал художнику, что это не столько приглашение, сколько требование явиться. Он предположил, что намерения его каким-то образом стали известны старикам и они хотят встретиться с ним наедине, чтобы присмотреться к нему и решить, подходящая ли он партия для невесты с таким большим приданым. Составляя ответ, он, не без тайного удовольствия и даже не дав себе труда прибавить подобающие извинения, написал, что не может в полной мере воспользоваться их гостеприимством: госпожа Сильвиус сообщает, что они будут рады, если господин ван Рейн пожалует к ужину, но, поскольку он уже обещал Тюльпам отужинать в этот вечер у них, он будет у Сильвиусов не раньше восьми часов. Тем не менее он так нервничал, что за обильным столом у Тюльпов, не признававших никаких церемоний, был необычно шумлив и разговорчив: ухаживал за хорошенькой, острой на язык госпожой Тюльп, играл с ее застенчивой белокурой дочуркой, которая так привязалась к нему, что даже ела сласти, не слезая с его колен.
Рембрандт так засиделся, что доктору пришлось самолично выпроводить его, но для этого он должен был сначала успокоить девочку: стоило художнику открыть двери, как она вцепилась тонкими пальчиками в его камзол, начала хныкать и рваться вслед за ним на сумеречную улицу. В немногих цветочных лавках, которые еще не закрылись, не нашлось ничего приличного, и букет, купленный на этот раз Рембрандтом, представлял собой унылую и беспорядочную мешанину из веток самшита и полудюжины осенних роз. Добравшись до пасторского дома, он дважды постучал в дверь, придал лицу холодное хмурое выражение, чтобы произвести внушительное впечатление на служанку с резким голосом, но открыла ему не она, а Саския, бледная, непривычно робкая и подавленная, и он сразу же понял, что вид у него взвинченный и глупый.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »