Возвращение блудного сына, 1669
Похищение Ганимеда, 1666

	Пожилой мужчина в меховой шапке, 1630
	Самсон и Далила, 1628

Рембрандт был бы действительно необъясним, если не видеть в нем двух людей, противоположных по натуре, очень друг друга стеснявших. Силы их были почти равны, значение совершенно несоизмеримо, цели же диаметрально противоположны. Они пытались договориться между собой, но достигли этого много позже и то при исключительных и ставших знаменательными обстоятельствах. Обычно же они действовали и мыслили независимо друг от друга, что им всегда и удавалось. Напряженные усилия, дерзания, несколько неудач, наконец, последний шедевр этого двуликого гения - «Синдики» - вот этапы борьбы и окончательного примирения этих двух натур. В частности, «Ночной дозор» дает нам представление о разладе, царившем между ними в то время, когда Рембрандт - несомненно, слишком рано - решил заставить их сотрудничать. Нам остается показать теперь каждую из этих натур в своей области. Видя, до какой степени они были противоположны и цельны, легче будет понять, почему Рембрандту было так трудно создать смешанное произведение, в котором они могли бы проявить себя вместе и не вредя друг другу.

Прежде всего в нем живет живописец, которого я назвал бы внешним человеком: ясный ум, строгая рука, безупречная логика - все противоположно тому романтическому гению, который вызывал почти всеобщее восхищение, иногда, правда, как я только что говорил, несколько поспешное. Этот Рембрандт, о котором я хочу рассказать, по-своему в моменты вдохновения сам по себе великолепный мастер. Его манера видеть - самая здравая, его манера писать подкупает простотой средств. Все его существо свидетельствует, что он хочет быть прежде всего понятным и правдивым. Его палитра, мудрая, прозрачная, окрашена в подлинные цвета безоблачного дня. Его рисунок заставляет забыть о себе, но сам ни о чем не забывает. Он прекрасный физиономист. Он выражает и характеризует во всей их индивидуальности черты, взгляды, позы, жесты - то есть обычные явления и мимолетные случайности жизни. В его исполнении есть своеобразие, широта, высокое качество, сжатость выражения, сила и точность, присущие испытанным мастерам высокого красноречия. Его живопись - серая и черная, матовая, насыщенная, чрезвычайно сочная. Ею наслаждаешься, она чарует глаз своим богатством, не показным, а скрытым, где огромное мастерство прорывается на волю.
Если сравнить ее с живописью в той манере и в той же гамме, которые отличают вообще голландских портретистов, кроме Халса, то по какой-то большой насыщенности в тоне, по неуловимому внутреннему жару в оттенках, по текучести мазка и страстности работы руки вы почувствуете, какой огненный темперамент таится под видимым спокойствием метода. Что-то говорит вам, что, работая так, художник всеми силами сдерживает себя, чтобы не писать иначе, что его палитра подчеркивает эту намеренную сдержанность, что его маслянистая солидная живопись в действительности гораздо богаче, чем это кажется, и что анализ вскрыл бы в ее сплаве великолепный компонент - богатые запасы расплавленного золота. Вот в какой неожиданной форме является нам Рембрандт всякий раз, как он уходит от самого себя, подчиняясь случайным требованиям. Но так велика его духовная мощь, что, даже переносясь с открытой душой из одного мира в другой, этот чудотворец все же остается одним из самых достоверных свидетелей, способных дать нам верное и неожиданное представление о внешнем мире, каков он есть. Однако таких произведений у Рембрандта немного. Я не думаю - и легко понять почему,- чтобы хоть одна из его картин, представляющих собой фантазию или плод фантазии, когда-либо облеклась в сравнительно безличные формы и краски. Недаром эту манеру чувствовать и писать вы встречаете у Рембрандта лишь тогда, когда он либо по собственной прихоти, либо по необходимости подчиняется своему сюжету. Сюда можно отнести несколько замечательных портретов, рассеянных по европейским коллекциям и заслуживающих особого изучения. Этим же моментам отказа от самого себя, редким в жизни человека, верного себе и уступавшего другим лишь из любезности, мы обязаны портретам в галереях Сикса и ван Лона. К этим классически прекрасным произведениям я и посоветовал бы обратиться всякому, кто хочет знать, как истолковывал Рембрандт человеческую личность, когда по тем или иным причинам находил возможным заняться исключительно своей моделью.

Наибольшей известностью пользуется портрет бургомистра Сикса. Он написан в тот роковой 1656 год, когда постаревший и разоренный Рембрандт удалился на Розенграхт (канал Роз), сохранив неприкосновенным из всех своих богатств лишь одно, стоившее всех,- свой гений. Несколько странно, что бургомистр, уже пятнадцать лет находившийся с Рембрандтом в тесной дружбе и портрет которого художник гравировал еще в 1647 году, так долго ждал, чтобы заказать своему знаменитому другу портрет маслом. Несмотря на все свое восхищение его портретами, не имел ли Сикс некоторого повода сомневаться в их сходстве? Не было ли ему известно, как некогда обошелся художник с Саскией, с какой малой добросовестностью он писал самого себя раз тридцать-сорок? Не боялся ли Сикс увидеть и в своем собственном портрете одну из тех неточностей, свидетелем которых он бывал чаще, чем кто-либо другой? Как бы то ни было, но на этот раз и, несомненно, из уважения к человеку, дружба и покровительство которого не покидали его даже в несчастьях, Рембрандт вдруг овладевает собой, как будто его ум и рука никогда раньше не делали ни малейшей ошибки. Он работает свободно, но очень тщательно, с обаятельной искренностью. С этого совсем нефантастического лица он пишет портрет, лишенный какой бы то ни было фантазии; той же рукой, которая за два года до этого, в 1654 году, подписала «Вирсавию» (из «музея Лаказа») - довольно причудливый этюд с натуры, он подписывает один из лучших портретов и один из прекраснейших образцов живописной техники, какие ему довелось создать. Художник тут больше отдается модели, чем наблюдает за собой. Сама натура им руководит. Превращения, которым он подвергает вещи, здесь неощутимы. Надо поднести к холсту реальный предмет, чтобы заметить хотя бы какую-нибудь искусственность в этой живописи, такой нежной и мужественной, умелой и естественной. Исполнение быстрое, мазок, брошенный сразу, несколько плотный и гладкий, текучий и обильный, без излишней выпуклости, скорее, придавленный кистью и слегка затушеванный по краям. Ни одного более или менее заметного отклонения в сторону, ни одной резкости, ни одной детали, которая не играла бы важнейшей или побочной роли.

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »