Софониба принимает чашу с ядом, 1634
|
|
Мужчина со шляпой, 1635
|
|
|
Даная, 1647
|
|
|
|
Даная, деталь
|
Гледис Шмитт. "Рембрандт". Роман-биография. Часть 9
Особенно он сожалел, что под непосредственным впечатлением от нее написал две причудливые картины: толстого, орущего во все горло, пустившего со страху струю «Ганимеда, которого уносит орел» и развеселую «Диану, испуганную Актеоном», где быкоподобный охотник чуть ли не лопается от восторга при виде двадцати одной толстой голой бабенки, плескающихся и визжащих на фоне типично аркадского пейзажа. На обе картины нашлись покупатели, оба покупателя немедля пригласили знакомых посмеяться над шуткой художника, и в течение нескольких месяцев стоило Рембрандту высунуть нос на улицу, как к нему тут же подбегал какой-нибудь охотник похохотать вместе с ним «над превосходными карикатурами на классические потуги мейденцев». Правда, к нему не поступало никаких сведений о том, что члены этого кружка небожителей видели его картины, но такая возможность была все-таки не исключена... Однажды в начале сентября Рембрандт ждал к девяти часам вечера Кока и Рейтенберга, но они почему-то запаздывали. Весь день художник работал над серией набросков к «Воскресению из мертвых», одной из двух дополнительно заказанных принцем картин. Работа шла трудно, как всегда, когда он возвращался к прежнему, изжившему себя стилю. Все - ангел, римские воины, изможденный Христос, выходящий из открытой гробницы, - получалось не так, как хотелось: убедительность деталей лишь сообщала неправдоподобность полотну в целом. Не в силах ни справиться с задачей, ни отказаться от попыток решить ее, он перенес доску, бумагу и мел в гостиную и сел за работу. Там собралось пока что всего три посетителя - Свальмиус, Ансло и доктор Бонус. Поскольку офицеры, с которыми можно было бы затеять спор, еще не явились, проповедники и врач отошли от позолоченного ложа Саскии и уселись вокруг стола, тщетно силясь прийти к единой точке зрения на природу и атрибуты бога.
- Мне кажется, мы изрядно надоели нашей хозяйке, - спохватился наконец Бонус. - И все-таки наш хозяин тоже должен сказать свое слово. Послушайте, Рембрандт, можете вы написать бога?
- Не знаю. Никогда не пробовал.
- Но вы же писали бога во плоти, и притом не раз, - заметил Свальмиус.
- Но разве, изображая Иисуса, вы воспринимаете его как бога и создателя Вселенной? - спросил маленький доктор.
- Я не очень понимаю, что вы имеете - в виду, - отозвался художник. - Я ведь не следил за спором.
- Бонус спрашивает, в силах ли вы придать атрибуты бога-отца личности бога-сына, - пояснил Ансло.
- О каких атрибутах вы говорите?
- О тех атрибутах, которые не поддаются определению в силу своей непостижимости, - как всегда, грустно улыбнулся Бонус.
Ответить Рембрандт не успел - в комнату вошел капитан Баннинг Кок, еще более официальный, чем обычно, в черном бархате, брыжах, новой красивой касторовой шляпе с изогнутыми полями, и направился прямо к ложу, чтобы поздороваться с хозяйкой.
- Вы сегодня на редкость нарядны, капитан, - бросил ему вдогонку Ансло.
- Да, наряднее, чем мне хотелось бы, - отозвался Баннинг Кок.
- А где же лейтенант? - осведомилась Саския, приподнявшись на подушках и протягивая ему для поцелуя руку, потом щеку.
- Лейтенант? Он просил меня принести вам извинения - его задержали.
- Вы и сами опоздали, - вставил Рембрандт.
- Знаю, - отозвался Баннинг Кок, снимая свою роскошную шляпу и засовывая ее под стул, словно он стеснялся ее. - Видите ли, мы с Рейтенбергом были у мейденцев. Там все еще продолжается совещание, но мне стало невмоготу, и я удрал.
- У мейденцев? - переспросил Рембрандт. - Но что, скажите ради бога, вы там делали?
- Говоря по правде, ничего, ровным счетом ничего. Пустая трата времени, - ответил капитан. - Нас пригласили туда в связи с этой дурацкой встречей Марии Медичи. Не отвечай мы за парад городской стражи, мы ни за что бы не впутались в эту нелепую затею. Трудно представить большую бессмыслицу, чем то, что происходит у Хофта: взрослые мужчины и женщины целый день рассуждают о позолоченных ореховых скорлупках и бумажных цветах.
Внезапно Саския побледнела так сильно, что губы ее стали почти столь же бесцветными, как щеки. Она спустила ноги на пол и села на край позолоченного ложа, опустив локти на колени и подперев голову сжатыми кулачками.
читать далее »
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
стр 10 »
стр 11 »
|