Ночной дозор, 1642
Фауст, 1652

	Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
	Старик, 1631

Ну зачем он вызвался отвезти письмо? Если уж приглашение погостить - это все, что способен предложить Ян Сикс человеку, которого он неизменно называл истинным пророком среди фарисеев, то пусть он посылает свою жалкую бумажку почтой. Дверь врачу открыл Титус. Держа в руке одну-единственную свечу, мальчик стоял перед жуткой черной пустотой. Ханни была уволена еще два месяца тому назад, расточительное потребление свечей тоже прекратилось, и в передней и в зале было темно, как в погребе. Одинокое желтое пламя подчеркивало каждую ямочку на щеках и висках мальчика: вероятно, именно поэтому он казался слишком изможденным и осунувшимся для своих четырнадцати лет.
- Надеюсь, я не слишком поздно? Вы еще не собирались лечь спать, а?
- Спать? В десять-то часов? Видит бог, нет. Чем хуже дела, тем позже мы ложимся. - Глаза Титуса засветились он озарил гостя быстрой улыбкой, явно и изо всех сил пытаясь обратить катастрофу в шутку. - Я с удовольствием провел бы вас к Хендрикье, но она купает в кухне Корнелию, так что за все ваши старания вас только окатят водой. Девочка ужасно плескается: ее еще не кончили мыть, а на полу уже больше воды, чем осталось в тазу.
- Я вижу, ты помогал Хендрикье, - сказал доктор, заметив, что у мальчика промокла спереди отличная тонкая рубашка, которая уже поехала по швам.
- Я ей всегда помогаю. Хендрикье очень устает, а Корнелия так вертится в тазу, что только мне удается справиться с ней. - Неожиданно мальчик вздохнул, словно ему было не под силу поддерживать веселый разговор. - Что же вы не идете наверх к отцу? Обязательно поднимитесь. Свечу можете взять с собой. Он теперь сидит там безвыходно, - пожал плечами Титус, но этот притворный жест не опроверг тоску, зазвучавшую в молодом голосе. - В маленькую гостиную почти и не спускается.
- Но свеча нужна тебе самому - без нее ты не попадешь на кухню.
- Нет, попаду. Теперь я уже научился ходить вслепую. Великий свечной голод, - весело бросил он, вручая свечу Тюльпу и снова улыбаясь, - начался еще в апреле, и у меня было предостаточно времени, чтобы запомнить дорогу. Пойдите к отцу - он будет просто в восторге. А я бегу на кухню подтирать пол за нашей маленькой морской свинкой.
Взбираясь по лестнице, доктор спрашивал себя, сохранит ли Титус эту напряженную беспечность, это обаяние после предстоящего рокового лета; останутся ли у мальчика эти свойства и будущей зимой; будет ли он также подтрунивать над тесным жилищем, латаным бельем и скудным ужином; сумеет ли он обратить в шутку грубую реальность нищеты и банкротства. Сегодня он впервые ощутил нежность к Титусу не как к отпрыску Саскии, не как к предмету забот и источнику отцовской гордости для Рембрандта, а просто как к человеку, изящному, учтивому, хрупкому, который в меру своих сил нащупывает свой собственный путь через развалины. Освещение в мастерской было тоже скудное: чем бы художник ни занимался, он старался устраиваться так, чтобы ему хватало двух свечей. Сейчас Рембрандт не писал, а сидел в углу, поджав под себя ноги. Несмотря на слабый свет, Тюльп увидел, что Рембрандт полирует песком пустую картинную раму.
- О, это вы! А я думал - Хендрикье, - не вставая, бросил художник, а затем, поддавшись нелепому и насмешливому порыву, поднял раму, просунул в нее голову, скорчил гримасу и спросил: - Красив, не правда ли?
- В нашем с вами возрасте ни один мужчина уже не напоминает собой Адониса.
- Если можно, не двигайтесь, - попросил Рембрандт. - Я подбирал полотна к рамам и всё разложил на полу.
И тут врач в первый раз взглянул на то, что расстилалось у его ног. На полу, между ним и хозяином дома, одно за другим были выложены мрачные и великолепные полотна. Юноша - наверно, Титус - мчался на тяжелом коне в сторону от зловещих холмов, вперяя мрачный взор в невидимую, но страшную цель своей скачки. Рядом с ним холодно мерцали два изображения Иосифа, обвиненного женой Пентефрия, и лицо ее на одном из этих изображений было циничным, вульгарным и отвратительно жестоким. В подвальной тени мясной лавки висела туша забитого быка, труп и пища, жертва и предмет потребления. Дальше виднелись лица Клемента де Йонге, Брейнинга, Титуса, то задумчивые и печальные, то непостижимо веселые, то смятенные и покорные, словно их душу озарило некое тайное откровение. За ними Тюльп увидел Флору, которая держала в руках тощую охапку цветов и привела врача в полную растерянность, потому что казалась и Саскией и Хендрикье одновременно, и, наконец, бичевание Христа, изможденного, раздавленного, еле стоявшего на ногах, похожего на полумертвых от голода нищих, которых отвозят в больницу или чумные бараки.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »