Ночной дозор, 1642
|
|
Фауст, 1652
|
|
|
Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
|
|
|
|
Старик, 1631
|
Гледис Шмитт. "Рембрандт". Роман-биография. Часть 16
- Я понимаю вас, - согласился он. - Это была мысль детей, Яна и Греты; я же был обязан передать вам письмо. Если я могу чем-нибудь вам помочь... Впрочем, я говорю глупости: ничего я не могу. - Тюльп взял свечу и, пробираясь между великолепными и жуткими полотнами, добавил: - Но если понадоблюсь, присылайте за мной.
- Погодите немного. Я хочу поблагодарить вас.
- За что?
- Право, не знаю. За то, что вас, одного из тысячи, не тошнит при виде вот таких картин.
- За это не благодарят.
- Я держусь другого мнения. Спокойной ночи, Николас!
Рембрандт не часто обращался к Тюльпу по имени: обычно он называл его «доктор» или «господин бургомистр», причем в последние годы произносил эти слова все более иронически. Но вернуться назад и обнять его было явно невозможно, и врач лишь задержался на пороге, чтобы коротко и не поворачивая головы бросить в ответ:
- Спокойной ночи!
Свет свечи, падавший перед Тюльпом на лестницу, выхватил из темноты Титуса, сидевшего на нижней ступеньке, озарил бледное, поднятое вверх лицо, зажег огненные кудри.
- Отец еще работает, доктор? - спросил он не вставая.
- Да. По-моему, работает. - Доктор еще не начал спускаться по лестнице, а вдогонку уже понесся скрип - Рембрандт снова взялся за шлифовку. - А что? Надеюсь, ты не собираешься дожидаться его?
Врач поставил свечу на пол и сел рядом с одиноким мальчиком, по-дружески обняв его хрупкие плечи.
- Не знаю. Иногда я сижу до тех пор, пока он не кончит, и мы выпиваем с ним на ночь по кружке пива. Но сегодня за ужином мне показалось, что он не в настроении. Как вы думаете, я не ошибся?
- Я думаю, что тебе надо лечь в постель и хорошенько выспаться.
- Да мне вовсе не хочется спать.
Припухшие веки и устало опущенные губы, красивые, но почти бескровные, явственно опровергали это утверждение.
- Хочется или нет, а в постель ты пойдешь. И я скажу тебе, что ты должен сделать еще: ты поедешь в Эймонд навестить Яна и Грету. Они хотят, чтобы ты с Хендрикье и Корнелией пожил у них с месяц, пока здесь не закончится переселение.
На секунду прелестное лицо мальчика осветилось - он представил себе деревню, сады, племенной скот, плодовые деревья, но эти детские мечты были тут же отброшены, и черты Титуса опять приняли не по годам взрослое выражение.
- А как же отец? Его не пригласили?
- Разумеется, пригласили. Я только что говорил с ним, но он не желает участвовать в поездке и останется здесь, хотя согласен отпустить вас. А ты ведь знаешь, как нужен Хендрикье отдых.
- Но она ни за что не поедет без него, даже если будет не нужна ему.
- Ну а ты? Разве ты не можешь поехать, если даже остальные останутся? Вид у тебя такой, что отдых тебе не помешает.
- Какой это будет отдых! Хендрикье не оставит его, а я не могу оставить Хендрикье, да и отца тоже. В деревне мне будет недоставать Корнелии, а Хендрикье и отцу - меня. Не знаю, замечают они это или нет, но я им помогаю. Я научился всему, что надо, - торговаться на рынке, стирать белье и даже чистить трубы. Я им очень помогаю.
- Не сомневаюсь.
- Словом, сами видите: мне ехать нельзя, хоть и хочется. Да и никому из нас нельзя, пока отец остается здесь. А судя по тому, как идут сейчас дела в мастерской, он останется тут до последней минуты. Я так и представляю, как из-под него вытащат табурет, а он все еще будет писать и не бросит до тех пор, пока не унесут мольберт, - закончил Титус с приглушенным серебристым смехом, совсем как у Саскии, и смех этот в черном тихом доме прозвучал особенно неестественно.
Доктор тоже рассмеялся, хотя нашел отнюдь не смешной картину, которую нарисовал ему мальчик.
читать далее »
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
стр 10 »
стр 11 »
|