Еврейская невеста, 1665
|
|
Семейный портрет, 1666-68
|
|
Пир царя Валтасара, 1635
|
|
|
Давид и Урия, 1665
|
|
|
|
Христос в Эммаусе, 1648
|
Гледис Шмитт. "Рембрандт". Роман-биография. Часть 2
Как хочется в это верить! До сегодняшнего дня Рембрандту даже в голову не приходило, что учитель может быть недоброжелателен к нему. Какие бы чувства ни обуревали юношу в его теперешнем тоскливом одиночестве, он всегда с искренней симпатией думал об этом добродушном, умудренном жизнью человеке, который с таким изяществом и юмором носил свое ожиревшее тело, об этом изобретательном художнике, умевшем превращать повседневность в легенду и фантазию. Он еще может допустить, что Ластман не испытывает к нему сейчас особой любви, но предположить с его стороны враждебность решительно отказывается.
- Он был очень любезен с тобой за ужином, Рембрандт, - сказал маленький Хесселс.
- Совершенно верно, - согласился Ливенс. - А почему бы и нет? У него впервые такой талантливый ученик - он сам мне это говорил.
Как ни нуждался Рембрандт в утешении, разум подсказывал ему, что к словам Ливенса следует относиться осторожно. Ливенсу хочется, чтобы учитель считал Рембрандта талантливым: Ластман принял его в ученики по рекомендации Ливенса. Кроме того, Ян все больше совершенствуется в искусстве обманывать самого себя. Он умудряется закрывать глаза даже на то, что ясно каждому, - что дни, когда он был в фаворе, давно миновали, что учитель отверг его и приблизил к себе ван Хорна. По словам же Яна получается, что если учитель слишком долго задерживается у мольберта Алларта, посматривая то на холст, то на лицо ученика, то делает он это отнюдь не из интереса к юному художнику или его работе, а из естественного стремления выказать особое внимание единственному отпрыску семьи, которая настолько знатна, что на Рождество и на Пасху сам принц Оранский присылает ей красивые печатные поздравления.
- А натурщик-то был препаршивый старикан, - сказал Ларсен, откидываясь на подушку. - Разве нарисуешь человека, который все время трясется? Даже там, где стоял я, слышно было, как от него разит вином. Надеюсь, завтра нам дадут писать натюрморт - мне не по вкусу такие модели, как сегодняшняя.
- Завтра мы опять займемся живой натурой, - ответил Ливенс.
- Кто будет позировать? - спросил Хесселс.
- Разве угадаешь! - отозвался Ларсен. - Думаю, что хозяин пригласит первого кто подвернется.
- А вот я случайно узнал, кто будет моделью, - объявил Ливенс. - К нам придет натурщица.
В последнее время Ян постоянно подчеркивал свою осведомленность: ему известно, что будет дальше и где возьмут то-то и то-то, но его самодовольный вид вызывал лишь жалость и раздражение, потому что напускал он его на себя с одной, ясной каждому целью - напомнить другим о своем превосходстве и поддержать свой падающий авторитет.
- Кто она, Ян? - полюбопытствовал Хесселс.
- Уж не думаешь ли ты, что это жена президента Английской компании? - усмехнулся Ларсен.
Стоило в присутствии его упомянуть о женщине, как он разражался язвительными тирадами. Халдинген, которому он по глупости доверился, разболтал, что у себя в Копенгагене датчанин был помолвлен с дочерью владельца рыболовной флотилии, а она изменила ему с французом - портным, и отец заставил ее выйти замуж за соблазнителя. Эта потеря так чувствительно отозвалась и на сердце Ларсена и на его кармане, что родители, опасаясь, как бы он не повесился с горя, отослали его в Амстердам.
- Зря волнуетесь. Ничего особенного она собой не представляет. Наверно, какая-нибудь старая потаскуха вроде той, которую он привел с улицы в прошлом году.
Рембрандт собирался было спросить, в самом ли деле прошлогодняя модель была просто уличной девкой, но потом промолчал: подобный вопрос лишь дал бы датчанину повод посквернословить и прочесть проповедь о том, что всякая особа, носящая юбку, как бы набожна и сладкоречива она ни была, в душе непременно шлюха.
- Ее зовут Ринске Доббелс, - сказал Ян. - И к вашему сведению, она не уличная девка, а прачка.
- Прачка или не прачка, - возразил Ларсен, - а только женщина она непорядочная, раз соглашается стоять голой перед шестью парнями, которые ее рисуют.
- Голой? Мы будем рисовать ее голой? - взвизгнул Хесселс - голос у него вдруг опять стал, как у девчонки.
Рембрандт тоже растерялся: нежданная весть взволновала его не меньше, чем этого тринадцатилетнего мальчишку. Пытаясь унять тревожно забившееся сердце, он уставился на белеющий в темноте потолок.
читать далее »
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
стр 10 »
стр 11 »
стр 12 »
стр 13 »
стр 14 »
стр 15 »
стр 16 »
стр 17 »
стр 18 »
стр 19 »
стр 20 »
|