Ночной дозор, 1642
|
|
Фауст, 1652
|
|
|
Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
|
|
|
|
Старик, 1631
|
Гледис Шмитт. "Рембрандт". Роман-биография. Часть 18
- Нет, зайдем в другой раз, - сердито отозвался он, убежденный теперь, что Ян умышленно привел его по незнакомым улицам к этим дверям. - Сегодня уже поздно. Лавка скоро закроется, а мне нужны мои книги.
- Не закроется. Сейчас только начало шестого, и пробудем мы там всего минуту.
И с безапелляционностью, простительной лишь в таком обаятельном человеке, как Ян, - он действительно был очень хорош в камзоле цвета буйволовой кожи и сине-зеленых штанах и так неотразимо улыбался через плечо, на которое ниспадали его пышные, тщательно причесанные кудри, - молодой бургомистр поднялся по ступенькам и громко постучал в дверь.
Ответом ему было полное молчание, пробудившее в Докторе чувство облегчения и некоторого злорадства. Нигде ни голоса, ни шагов - за тремя высокими закрытыми окнами явно не было ни души.
- Зайдем в другой раз, - повторил врач, спускаясь с крыльца на улицу.
Но зять его сунул руку в карман и вытащил оттуда связку ключей.
- Там он или не там, а войти я все равно войду, - сказал он. - По крайней мере посмотрим с вами полотно. Уверен, что Рембрандт не рассердится.
Прежде чем Тюльп успел обдумать нравственную сторону дела и доказать Яну, что смотреть незаконченное полотно нет никакого смысла, нужный ключ был найден, дверь отворилась, и посетители услышали запах масла и краски.
Доктор уже собирался переступить через порог, но зять обогнал его и, остановившись как вкопанный, издал звук, который равно мог означать и благоговение и ужас. Большая часть огромного продолговатого холста, прибитого к противоположной стене, была уже написана; белые пятна в верхних углах, первыми бросавшиеся в глаза, были теми частями полотна, которые выходили за край арки тимпана. То же, что сверкало в пределах этой арки, было настолько огромным, что в сравнении с ним казался маленьким даже групповой портрет в Стрелковой гильдии, сразу вспомнившийся Тюльпу. Кроме того, оно было настолько странным, что врач решил не делать никаких выводов, пока глаза не привыкнут к этому зрелищу, подобно тому как водолаз должен привыкнуть к фантастическому свету, вернее, не к свету, а к таинственной полутьме, разлитой в глубинах моря под толщей беспокойных волн. Чем все это было освещено и где происходило? В крепости, выступающей из неумолимого лесного мрака, который нависает над каждым убежищем человека в ожидании минуты, когда он сможет уничтожить и стереть с лица земли это убежище? В крытой галерее или портике недостроенной или, напротив, разрушенной резиденции короля-варвара, которую вырывает из тьмы не то свет факела или костра, не то какое-то неземное и непонятное сияние, исходящее от одежд, старинного оружия, самих заговорщиков, чьи призрачные и вневременные фигуры излучают слабый блеск в ночи, пронизанной криками сов и шорохом листьев?..
- Что же это такое? - выдавил Ян.
- Как раз то, что заказал городской совет, мой мальчик, - ответил доктор голосом, дрожащим от горького смеха. - Юлий Цивилис и вожди батавов, приносящие клятву на мечах.
- Нет, амстердамцы будут не вправе жаловаться, если получат больше, чем рассчитывали получить за свои деньги, если грубая, всеподавляющая, господствующая над огромным холстом фигура с ее суровым, опустошенным лицом, сжатыми руками и фантастической короной, которая выглядит излишней - так торжествующе властен пристальный взор единственного глаза, - окажется не просто Юлием Цивилисом, вызывающим на единоборство римлян, а человеком, бросающим вызов самой жизни и смерти.
- Я никогда не представлял себе ничего подобного.
- Такого не мог себе представить никто. Такого еще не было на свете.
Тюльп оторвал взгляд от лица короля и перевел его на лица других заговорщиков. Похожие на маски и в то же время почти призрачные, не связанные временем и отрешенные от мелких тревог, они словно выступали из предвечной тьмы, излучая и неся в себе странное сияние, сверкая мечами, латами, кубками и тая в глазах глубокие озера непроницаемого мрака. Каждый из них был не столько самим собой, сколько частью величественного целого, и в соприкосновении их мечей была такая же родственная близость, как если бы, по древнему обычаю, каждый надрезал бы себе руку и влил в свои вены каплю крови соседа.
- Конечно, когда он закончит картину, все будет выглядеть совсем по-другому, - сказал Ян.
читать далее »
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
стр 10 »
стр 11 »
стр 12 »
стр 13 »
стр 14 »
|