Святой Матфей, 1661
Снятие с креста, 1634

	Христос в Эммаусе, 1648
	Давид и Урия, 1665

- Ты хочешь сказать, что не выйдешь за него, хотя он столько сделал для нас?
- Вот именно, мама. Я не выношу его и не стану принуждать себя к тому, чего мне не вынести, не стану, даже если придется вековать в девушках.
- Но я думала, что все уже решено, что ты согласна...
- Я соглашалась только для того, чтобы порадовать отца.
- И ты порадовала бы его, дорогая.
- Вероятно. Но отца больше нет.
Не сговариваясь, обе женщины обернулись, взглянули на пустой стул и разрыдались. И Рембрандт, безмолвно и беспомощно переводя взгляд с одной на другую, понимал, что они оплакивают сейчас не только свою общую потерю.
Мать плакала, потому что дочь не любила ее и она не любила дочь. А Лисбет в первый раз дала волю взрыву неистовой жалости к самой себе: ей ясно как день, что родные готовы выдать ее за любого дурака, который согласится взять ее в жены, что у них одна забота - поскорее сбыть ее с рук.
- Я знаю, отец любил Хендрика, - сказал наконец Рембрандт. - Но он не стал бы навязывать Лисбет свою волю, не заставил бы ее идти за человека, которого она не любит.
- Может, ты и прав, - отозвалась мать. - Но, по-моему, она просто не понимает, что где угодно - и в Амстердаме, и в Лейдене - для женщины большое несчастье остаться одинокой. Жить без мужа, без детей, без дома, не иметь ничего своего - что в этом хорошего?
- Ты думаешь, я этого не знаю? - перебила Лисбет, гневно сверкнув светлыми глазами. - Я уже попробовала, что это такое.
- Так не лучше ли, пока не поздно, принять то, что в доброте своей посылает тебе господь?
- Прости, мама, но я не в силах лечь в постель с тем, кого в доброте своей посылает мне господь.
Мать поджала губы, решив не обращать внимания на нечестивые слова.
- Это еще не все. В браке есть и многое другое.
- Но если в нем нет этого, значит, нет и остального.
- Все зависит от женщины - от того, сумеет ли она смирить свое непокорное сердце.
Рембрандт глядел в открытое окно на красное небо в клочковатых пятнах золотистых облаков. Три месяца тому назад он тоже считал себя отвергнутым, забытым, обреченным на безвестность и все-таки не смирил свое непокорное сердце.
- Почем знать, как повернется жизнь Лисбет. Ей нет нужды идти на то, чего она не хочет, - сказал он.
- Но будет ли ей лучше у тебя в Амстердаме? Рембрандт слегка вздрогнул. Он еще не успел отдать себе отчет, что для сестры существуют только два решения: либо брак с Хендриком Изаксом, либо жизнь с братом в Амстердаме. Ну что ж, в этом есть и свои отрицательные стороны и преимущества. Он разом представил себе, как сестра в платье, отделанном собольим мехом - горностай ей уже не пойдет, - встречает его гостей и режет цыпленка на такие же тонкие ломтики, как когда-то Виченцо у Ластмана. К тому же он вскоре завяжет в Амстердаме такие знакомства, что сестра, пожалуй, найдет там себе партию получше, чем Хендрик Изакс.
- Смею заверить, хуже ей у меня не будет. По крайней мере вокруг будут люди, да и дело для нее всегда найдется, - сказал он.
Оставив на столе груду неубранных ножей, Лисбет встала с таким видом, словно готова была тотчас же отправиться в путь, подошла к брату сзади и прижалась к его лицу щекой - бледной, распухшей и мокрой от слез Щекой.
- Благослови тебя господь! Вот увидишь - ты никогда не раскаешься в том, что сделал, - бросила она, поцеловала его в темя и выбежала из кухни, стараясь подавить странный полурыдающий, полусмеющийся звук, который рвался у нее из горла.
- Как мне тяжело расставаться с тобой, мать! Ты будешь так одинока, когда мы оба уедем.
- Ничего, не беспокойся обо мне. Здесь остается Геррит, сюда переберутся Адриан с Антье.
Геррит, Адриан, Антье! Бесспорно, она давно приучила себя отдавать им заслуженную и достаточную долю своей материнской любви. Она будет неизменно внимательна к ним, не доставит им особых хлопот, будет с гордостью рассказывать о них соседям. Но любовь, этот изобильный и живительный ключ, бьющий из скалы, поднималась из глубин ее сердца только ради отца и его самого; но теперь отец лежит в могиле, а сам он уезжает в чужой город.
- Может быть, тебе тоже не стоит оставаться здесь? - спросил он. - Почему бы тебе со временем не перебраться ко мне? Судя по тому, как обстоят мои дела сейчас, недалек тот день, когда я смогу купить себе дом в Амстердаме.
- А ты спроси меня, прежде чем покупать, и я тебе отсоветую. Дом в Амстердаме - это годится для богатых бюргеров и аристократов, а не для таких, как мы. Кроме того, - Нелтье взглянула на угловой буфет, сделанный руками ее мужа, и опустила ладонь на стертую, шершавую поверхность стола, - я живу в этом доме со дня свадьбы и не хочу уезжать отсюда.
Рембрандт глядел на неподвижную руку матери, лежавшую на изъеденных временем досках, и думал, что его намерение перевезти ее впоследствии к себе - только мечта, утешительная мечта.
- Тогда я постараюсь почаще навещать тебя.
- Навещай, Рембрандт. Как сможешь, так и приезжай.
Он попробовал представить себе, как он будет наезжать домой, но эта новая попытка заглушить взаимную боль предстоящей разлуки оказалась такой же неудачной, как прежние. А затем, перестав хитрить с самим собой, Рембрандт остался один на один с правдой, нагой, как скелет: его лейденская жизнь закончилась, он расстается с обломками ее, он покидает здесь мать. И когда Нелтье протянула руку над истертыми досками, чтобы приласкать и утешить сына, он уткнулся в нее лицом и, перестав сдерживаться и стесняться, заплакал, как ребенок, у которого что-то отняли.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »