Святой Матфей, 1661
|
|
Снятие с креста, 1634
|
|
|
Христос в Эммаусе, 1648
|
|
|
|
Давид и Урия, 1665
|
Гледис Шмитт. "Рембрандт". Роман-биография. Часть 6
На втором этаже, над лавкой Хендрика, помещалась огромная комната, которая служила торговцу сразу всем: гостиной, столовой, кухней - там был очаг и стояло множество кастрюль и сковородок, а также спальней - там находилось огромное ложе, прикрытое сегодня ради красоты и пристойности куском винно-красного бархата и медвежьей шкурой, потраченной молью. На этом ложе, растянувшись во весь рост с непринужденностью и беззаботностью, помогавшими ему и на сорок третьем году жизни оставаться довольным своей судьбою холостяком, лежал доктор Маттейс Колкун. Заложив руки за голову и задрав вверх глянцевито-черную с проседью бородку, козлиную, но довольно изящную, он разговаривал с одетой в строгое серое платье Маргаретой, которая сидела у него в ногах на краю ложа.
- ...Земля, воздух, вода и огонь, причем первичным элементом был огонь; все остальное, согласно Гераклиту, - производные от него, - говорил он.
- Огонь, может быть, и первичный элемент, но сейчас мне нужна вода, - отозвался Хендрик. - Этот соус слишком быстро густеет.
Он сидел на корточках в противоположном конце комнаты, держа над огнем сковородку и помешивая варево, грозившее превратиться в нечто острое и неудобоваримое.
И кто поспешил к нему на помощь, снял котелок с огня и подлил воды в луковый соус? Саския ван Эйленбюрх! Она перешла от окна, залитого красным золотом заката, к очагу, озаренному более глубоким и живым золотом пламени.
- Рембрандт!.. Пришел наш Апеллес!- воскликнул Хендрик, передавая сковородку Саскии и устремляясь обнять нового гостя. - Корона! Где корона? Куда вы засунули ее, Маттейс?
- Под кровать, - не меняя положения, ответил Кол-кун, сунул руку под ложе, выволок оттуда нелепый зеленый венок и швырнул его на середину комнаты.
- Пожалуйста, не уговаривайте меня надеть эту штуку, - взмолился Рембрандт.
- Обязательно наденете, - отрезал Хендрик. - Мы нарочно заказали ее. К сожалению, это только самшит - лавра не достали. А ты, Саския, возьми свой - вон он висит на гвозде, рядом с маленькой сковородкой... Саскии мы заказали точно такой же.
Рембрандт вытерпел дурацкую церемонию коронования только потому, что фрисландка оказалась его товарищем по несчастью. Маргарета подошла и приняла у нее из рук котелок и сковородку, а Саския, встав не слишком близко, но и не слишком далеко от художника, надела венок себе на темя так, что листья словно вырастали прямо из освещенных огнем кудрей.
- Прямо я надела его, Лисбет ван Рейн? - спросила Саския, доверчиво улыбаясь сестре художника.
- Уж во всяком случае прямее, чем Рембрандт, - ответила Лисбет.
- Ваш венок сидит криво, между тем предполагается, что вы настоящий олимпиец, а не какой-нибудь Пан или Силен, - сказала Саския и, подойдя к нему совсем близко, так близко, что он почувствовал на своем лице ее пахнущее молоком дыхание, поправила на художнике корону.
В эту минуту вошел доктор Тюльп. Он был один - его дочурка болела крупом, и жене пришлось остаться дома. Он пожал собравшимся руки, справился, принесла ли Маргарета флейту, и заметил Колкуну, что мужчине в такой час, пожалуй, еще рановато забираться в постель.
Затем по просьбе Хендрика он попробовал соус и нашел его тошнотворным.
- Идите сюда, Саския ван Эйленбюрх, - сказал Колкун, поднимаясь и усаживаясь на ложе. - Как видите, я уже занял безопасную для вас позицию. Под кроватью я нашел бант. Думаю, что он пойдет к вашей короне.
- Потом, потом, - бросила она через плечо, помогла Маргарете повесить котелок и вернулась на свое прежнее место у окна, свинцовые переплеты которого пылали в лучах заката.
- Если вы будете хорошо себя вести, я приду поболтать с вами; но сперва я полюбуюсь заходом солнца и скажу Рембрандту ван Рейну, как красива его картина. Я знаю, он все это слышал, но я, право, тоже должна сделать комплимент - я репетирую его с самого утра.
Говоря по правде, то, что она сказала ему, стоя у окна, где им в лицо било красно-зеленое пламя мартовского заката, почти дословно совпадало с теми похвалами, которыми его осыпали десятки людей. Но девушка так серьезно смотрела на него своими лучезарными глазами, задавала ему так много робких вопросов: «Права ли она в этом?», «Не ошиблась ли она в том-то?» - так трогательно поднимала головку, ловя его взгляд, что Рембрандт вскоре стал вдвое словоохотливее, чем обычно. Вот так вот и живем.
читать далее »
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
стр 10 »
стр 11 »
стр 12 »
стр 13 »
стр 14 »
|