Святой Матфей, 1661
Снятие с креста, 1634

	Христос в Эммаусе, 1648
	Давид и Урия, 1665

Саския слегка наклонилась вперед, подняла бокал, посмотрела поверх него на Рембрандта, и в ее глазах засветилась такая радость, а щеки расцвели таким румянцем, что художник был сполна вознагражден: он не зря терпеливо выслушал глупую речь. Франс ван Пелликорн поставил перед девушкой миску с супом, но она даже не заметила этого. Она отпила глоток вина, сжала губы и тут же разомкнула их снова, и Рембрандту показалось, что она шлет ему поздравительный поцелуй. Вот так вот и живем.
- Кстати, Рембрандт, известно ли вам, как мы поступили с «Младенцем»? - спросил Колкун. - Тюльп купил ему могилу, мы завернули его в старые простыни, положили в гроб ценой в два флорина и похоронили. Мы надеялись порадовать вас, пристойно предав его земле.
- Видит бог, он это заслужил - уж нам-то он оказал немалую услугу, - добавил доктор Тюльп.
Рембрандт попробовал заняться супом, но есть ему не хотелось. Даже если бы Саския опять взглянула на него - а ей сейчас не до этого: Франс ван Пелликорн снова и снова наклоняется к ней, касаясь плечом ее плеча что-то нашептывая ей на ухо, - к нему вряд ли бы вернулось прежнее хорошее настроение. Восстановить это настроение мог только серьезный разговор знатоков о его картине, а рассуждать о ней никто покамест не собирался. Ван Пелликорн отпускал на ухо Саскии сомнительные шутки, Лисбет и Маргарета делали Лотье комплименты по поводу ее прически, а доктор Тюльп и Маттейс толковали о других прошедших через их руки трупах, словно о старых друзьях. Картину больше не вспоминали; как только Хендрик, закончив свой дурацкий тост, сел на место, ее тут же официально предали забвению. До чего же редки и мимолетны триумфы художника в этом мире! За рыбным блюдом - рубленой сельдью с уксусом и каперсами - тоже не произошло ничего такого, что вывело бы Рембрандта из подавленного состояния. Разговор с Хендриком сулил только скуку, затеять же беседу с Аллартом значило бы втянуть в нее трех окружавших его женщин - Лисбет и Лотье, обменивавшихся кухонными рецептами, а также Маргарету, которая, казалось, ела салат только для того, чтобы легче было глотать слезы. Сам не понимая почему, Рембрандт подумал о его милости Константейне Хейгенсе. Будь он здесь, он непременно завел бы разговор об «Уроке анатомии», да еще в выражениях, которых не понял бы никто из сидящих за столом, даже маленькая чародейка, которая позволяет сейчас ван Пелликорну пичкать ее каперсами. Пространство и масса, свет и тень, движение и покой, жизнь и смерть - все это Хейгенс оценил бы, всему этому он воздал бы должную хвалу, время от времени прерывая свою речь горловым звуком, похожим на воркование голубей...
- Простите, Маттейс, - сказал Хендрик, - но мне, к сожалению, придется снова побеспокоить вас: на этот раз надо собрать тарелки из-под салата. Мне самому из-за стола не вылезти.
- Сидите, доктор Колкун, я все сделаю, - вмешалась Маргарета. - Лисбет принесет жаркое, вы, Хендрик, режьте мясо, я позабочусь о горошке и бобах, а доктор Тюльп пусть разливает вино.
Пока все это происходило, вид у Саскии ван Эйленбюрх стал холодный и сдержанный - вероятно, Франс ван Пелликорн слишком далеко зашел в своих ухаживаниях.
- Пусть никто не ест до второго тоста, - предупредил Хендрик, разрезая мясо. - Мы приступаем ко второй половине ужина, и следующие две перемены будут поданы в честь моей кузины. Даже гений Аполлона, - ван Эйленбюрх наклонился в сторону Рембрандта, - отступает иногда перед чарами Афродиты. - Хендрик повернулся к кузине и поцеловал ей руку, а она сморщила щеки и нос в очаровательной гримаске. - На этот раз я буду краток. Предмет моей речи перед нами и не нуждается в том, чтобы его превозносили. Лучшая хвала даме - она сама. Дамы и господа, - он поднял бокал одной рукой, продолжая сжимать другой пальцы Саскии, - представляю вам Саскию ван Эйленбюрх, самую благоуханную розу Фрисландии.
- Вот это подарок, который я взял бы и в завернутом и в незавернутом виде! - воскликнул Маттейс Колкун.
Девушка покраснела, и в лице ее что-то дрогнуло, прежде чем она смогла улыбнуться снова. Рембрандту хотелось, чтобы она не улыбнулась, а лишь бросила презрительный взгляд на холостяка-сквернослова, но он был убежден, что она вообще не умеет сердиться.
- Следите за собой, Маттейс, - мы не в таверне, - бросил доктор Тюльп. - Жаркое великолепно, Хендрик, горошек и бобы тоже.
Рембрандт по-прежнему не ел, а лишь ковырял мясо вилкой, и когда Саския окликнула его, он даже не взглянул на девушку: он не Колкун или ван Пелликорн и не намерен бросаться к ней, как только ей заблагорассудится его окликнуть; если она хочет, чтобы он посмотрел на нее, ей придется позвать его еще раз.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »