Ночной дозор, 1642
Фауст, 1652

	Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
	Старик, 1631

- Очень интересный этюд! - восхитился Ливенс. Рембрандт не удосужился даже взглянуть, что именно привлекло внимание гостя: слово «интересный» могло прилагаться Ливенсом либо к чему-то настолько плохому, что не заслуживало даже самой небрежной похвалы, либо к чему-то настолько сложному, что было недоступно его пониманию.
- Это всего-навсего этюды, - возразил он. - К тому же их нельзя смотреть при таком свете. Мне следовало поставить их на мольберты. Картины, вероятно, должны смотреться лучше. Они обе вон там, у стены.
К несчастью, Ян Ливенс сам взял свечу и поднес ее не к «Явлению ангела Аврааму», как хотел хозяин, а к «Сусанне и старцам», которая должна была остаться напоследок, потому что имела больше шансов понравиться гостю - фактура у нее была менее смелая, цвет и детали более пышные. Полотно послушно вспыхнуло в свете свечи: оно было выдержано в золотых тонах, хорошо воспринимающих подобное освещение. Желтое сияние лежало на всем - на фантастическом пейзаже с башнями неизвестной эпохи, на пурпурно-синих одеждах старцев, на малиновом платье и домашних туфлях, сброшенных купальщицей, на каменных ступенях, ведущих к воде, на распущенных волосах и почти полностью обнаженном теле молодой женщины. Но художнику картина казалась чужой, и он сам не понимал, почему написал ее. Не потому ли, что недавно на аукционе видел несколько сделанных в медовых тонах вещей венецианцев? Не потому ли, что дом, вычищенный Хендрикье, вновь пробудил в нем старую глупую тягу к пышности? Или потому, что теперь, когда дух его повернулся лицом к трезвой и страшной правде, он оглянулся назад и в последний раз дал себе волю, написав это мерцающее и фантастическое полотно?
- Это красиво, - одобрил Ливенс. - Я всегда предполагал, что ты пишешь именно такие вот вещи. Уверен, что все, в том числе англичане, с первого взгляда пленятся ею, даром что краски и здесь густоваты. Если бы ты еще работал, как Ван-Дейк, то есть при той же яркости добивался большей гладкости и глянца...
- И не подумаю! Задницу я этим глянцем подтирать хотел!
Слова, вырвавшиеся у Рембрандта, изумили его самого не меньше, чем Ливенса, но даже воцарившееся затем неловкое молчание не заставило художника пожалеть о них. Он взял из рук гостя свечу и поднес ее к другому полотну, тускло-коричневому и грубому, на котором ангел господень - вспышка неистового сияния, неуместная и случайная среди безобразных смертных, - спускался с небес в темный, мрачный, жестокий мир.
- Вот как я пишу теперь и как намерен писать впредь, - объявил он и отошел от картины, унося с собой свечу.
- Да постой же, Рембрандт! Я не успел ничего рассмотреть...
- Зачем? Тебе это не понравится. Идем-ка лучше вниз да выпьем еще по бокалу вина.
Гостиная, где свечи уже догорели и повсюду валялась ореховая скорлупа, выглядела теперь беспорядочно, и Рембрандт понимал, что гостю так же хочется уйти, как ему самому дождаться его ухода. Но приличия не позволяли сделать это, и Ян Ливенс сел за стол, налил себе вина и начал рассказывать. Он ездил домой в Лейден, навестил родителей - они, благодарение богу, здоровы. Он зашел к Дау, который стал настоящей провинциальной знаменитостью - заказов у него больше, чем он в силах выполнить. Прогулялся Ян и по старым городским валам - боже, какими маленькими показались они ему теперь! Хозяин тоже пил, хотя вина ему не хотелось. Он уже представлял себе, как Ливенс будет завтра рассказывать: «Я провел вечер со своим старым другом Рембрандтом ван Рейном - помните такого? Живет он в одном из мрачных старомодных домов на Бреестрат и по целым дням возится с учениками. В молодости он был очень талантлив, да и сейчас, как я полагаю, мог бы кое-что сделать, но он так упрям и тупоумен, что не слушает, когда ему желают добра. Поверите ли, он накладывает краску слоем в полдюйма, любит грубую поверхность и не прибегает к лессировке. Это в наши-то дни!» И когда наконец гость ушел, рассыпавшись на прощание в уверениях насчет своей неизменной дружбы и самым нежнейшим образом пожелав хозяину доброй ночи, Рембрандт уже не мог смотреть на себя теми же глазами, что раньше. «Надежно или нет мое денежное положение?» - спрашивал он себя, обходя комнату за комнатой и гася свечи. В самом ли деле сожительство с любовницей может уменьшить число заказчиков? Не кажется ли ребячеством любовь, с которой он обучает ремеслу целую кучу неумелых юнцов? Не могут ли голландцы, которые оценили его работы, потому что были воспитаны на честности Браувера, Сегерса, Хальса и великолепии Рубенса, внезапно отвернуться от него, соблазняясь шелковистой и пустой простотою?  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »