Ночной дозор, 1642
Фауст, 1652

	Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
	Старик, 1631

- Вздор! Тому, кто сделал столько, сколько вы, не страшно побыть год-другой на простое.
- Скоро мне станет легче. Теперь, когда хозяйство мое в порядке...
- Но у вас и сейчас дела неплохи - это сразу видно. У вас такой прекрасный дом! Я знал, что вы переехали - мне дали ваш адрес в гильдии святого Луки, но, явившись сюда, я подумал сначала, что тут какое-то недоразумение: ни одному человеку в Нидерландах, если не считать Рубенса - упокой, господи, душу его! - живопись не принесла столько, сколько стоит такой роскошный дом.
«Что бы ты сказал, - думал Рембрандт, - если бы я признался тебе, что этот роскошный дом оплачен только наполовину, да и то деньгами Саскии, а не моими? Какую цену предложил бы ты мне за две новые картины для принца, если бы знал, что у моего бывшего ученика Флинка заказов вдвое больше, чем у меня, что на «Сусанну» и «Авраама» не находится покупателя и что мой групповой портрет стрелков угас, как костер в дождливую ночь?»
- Я люблю этот дом, - сказал он вслух. - Содержать такую махину, конечно, неразумно, но теперь, когда моя экономка привела его в порядок, он доставляет мне большое удовольствие.
- А зачем вам от него отказываться? У вас живут пять учеников, и вам нужен просторный дом. А если он к тому же красив, тем лучше - вы можете себе это позволить.
- Я того же мнения... но что это мы стоим здесь? Идемте в зал - там я усажу вас к огню.
На пороге Рембрандт задержался, потому что его превосходительство остановился как вкопанный: он был явно поражен тем, что предстало его глазам - золотом, мрамором, роскошными картинами, сверкавшими в ярком пламени свечей. Услышав, как у гостя вырвался все тот же незабываемый воркующий звук, Рембрандт подумал, что по крайней мере сокровища, собранные в зале, могут быть без натяжки названы плодами его труда и свидетельством его былого успеха: совесть не позволила ему взять ни одного флорина из денег Саскии на покупку всех этих вещей.
- Это «Геро и Леандр» Рубенса, не так ли? - осведомился секретарь принца. - Я не знал, что картина принадлежит вам. Она - одна из лучших его работ. А два Карраччи! А Брауверов сколько!.. Боже мой! Да у вас, дружище, в одном этом зале собрано почти все, что он написал!
- Пожалуй, вы правы, - согласился Рембрандт, стараясь, чтобы голос и дрожащие губы не выдали его гордости.
- Что за коллекция! Скажу прямо, хотя прошу этого не разглашать: собрание Фредерика-Генриха не идет ни в какое сравнение с вашим. А какой замечательный Рейс-даль, Порселлис, Сегерсы!..
Хейгенс метался от одного полотна к другому, а хозяин дома, почувствовав внезапную слабость в ногах, опустился на ближайший стул и лишь взглядом следил за гостем.
- Вы представляете себе, - воскликнул Хейгенс, вновь поворачиваясь к Рембрандту и опуская руку на мраморную ступню Веспасиана, - вы представляете себе, что будет значить для вашего мальчика Титуса детство, проведенное в таком красивом доме среди таких изумительных вещей! Если уж вашей жене - упокой, господи, душу ее! - не пришлось вдоволь понаслаждаться всем этим, ваша коллекция принесет по крайней мере пользу ребенку. А через него - я убедился в этом на примере своих мальчиков, и с вами будет то же самое - вы снова и с самого начала переживете свою радость.
Рембрандт не нашел в себе сил ответить, а лишь кивнул и сжал губы, чтобы не расплыться в глупой улыбке. Сегодня он взглянул на дом и коллекцию как на нечто менее преходящее, чем его собственное бренное тело, - это было богатое и надежное наследство, которое он создал сам своим многолетним трудом. Внезапно художник услышал стук дверного молотка и вздрогнул - он совсем позабыл о Яне Ливенсе. Его превосходительство круто повернулся к Веспасиану спиной - он, видимо, тоже забыл, что они ждут еще одного гостя.
- Ах да! - сказал он. - Это, наверно, ваш старый друг из Лейдена. Когда я вспоминаю нашу первую встречу с вами обоими в самой холодной и скромной мастерской, какие мне только доводилось видеть, а потом гляжу на вас здесь, в этом доме, среди всех этих бесценных творений, я не могу не порадоваться тому, как великолепно вы устроены, хотя, свидетель бог, отнюдь не забываю о безмерности вашего горя.
Переступив порог, похлопав хозяина по плечу и направляясь пожать руку Хейгенсу, Ян Ливенс всем своим видом постарался показать, что и он великолепно устроился в жизни. На руках и шее у него пенились кружева, камзол и штаны были из бархата цвета меди, на пальце сверкал перстень с изумрудом, подарок королевы Генриэтты-Марии, а грудь была украшена серебряной цепью с подвеской, в которую был оправлен портрет короля Карла.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »