Ночной дозор, 1642
Фауст, 1652

	Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
	Старик, 1631

Хозяин дома вышел к гостю с остолбенелым и взъерошенным видом: волосы у него торчали, как грива, ворот рубашки был расстегнут. Он явно был чем-то поглощен, но изо всех сил старался рассеяться: потер руки, шутливо упрекнул Хендрикье за то, что она негостеприимная хозяйка - где пряники, что она подавала за ужином, где орехи, изюм и вино? Она тут же заторопилась на кухню, мальчик побежал с ней, а хозяин и гость с минуту смотрели друг на друга поверх свечей, пламя которых казалось в дымных сумерках менее ярким, чем обычно.
- Рад видеть вас. Вы ведь всегда приходите после городских празднеств, верно? Вы не думайте - я все помню, - заговорил наконец Рембрандт.
- А я не отвлек вас от работы? Сдается мне, вы что-то заканчивали.
- Нет, нет, вы ошибаетесь. - Художник похлопал Тюльпа по плечу и уселся рядом с ним у большого стола. - Будет печально, если я стану откладывать встречу с добрым другом до тех пор, пока закончу то, над чем работаю сейчас. Похоже, это займет у меня года три-четыре.
Тюльп заранее знал, что это - не новый групповой портрет. После неудачного приема, который встретил портрет стрелков, другой такой же заказ был возможен не раньше чем лет через десять, когда все забудется.
- Опять большое полотно на библейскую тему? - осведомился он.
- Да, на библейскую тему, но только не полотно, а гравюра. Я покажу вам ее позднее, если вы расположены смотреть.
Вернулась Хендрикье с большим подносом сластей, за нею, гордо неся графин, шел Титус. Она выложила на стол салфетки, серебро - когда она наклонилась, стоя рядом с Рембрандтом, художник провел по ее щеке тыльной стороной руки, - а затем извинилась и увела мальчика спать. Все это Хендрикье проделала так спокойно и ненавязчиво, что мужчины смогли возобновить разговор с того, на чем остановились, когда она вошла.
- Вам известно, сколько раз я писал Христа? По меньшей мере, раз пятнадцать-двадцать. И знаете, что я вам скажу? После того как я кончал очередного, меня от него тошнило.
- Вечно вы все преувеличиваете!
- Нет, это правда - я смотреть на них не мог. А теперь я хочу вам кое-что показать. Идемте наверх.
Рембрандт резко отодвинул стул, встал и взял свечу. Наверху, в мастерской, они увидели за окном темнеющий город: огненно-красные ленты каналов, листву, металлическую в отсветах пламени, дальние улицы, обозначенные пляшущими языками огней. А затем этот странный преображенный мир выпал из сознания Тюльпа, потому что там не осталось места ни для чего, кроме полотна, к которому грубая рука поднесла свечу. Время перестало существовать, и доктор очутился на пороге пустой комнаты на постоялом дворе в Эммаусе. Мрачное само по себе, помещение было омыто бледным коричневатым золотом, и покой, царивший в нем, был таким глубоким, чудо, происшедшее там, казалось таким естественным, что Тюльп слушал, как медленно, замирая от восторга, бьется его собственное смертное сердце. Что же до Иисуса с его расплывающимся нимбом, изможденным лицом и большими молящими глазами, то это был подлинный воскресший Христос, который изведал крестную муку и могильный холод, еще сковывающий его. И доктор чувствовал, что его собственное лицо выражает то же недоумение, что и лицо молодого слуги, который стоит рядом, смотрит, как преломляют хлеб, и спрашивает себя: «Что на них нашло? Что все это значит?»
- Кто был вашей моделью? - спросил доктор, не узнавая своего голоса, повторенного гулким эхом пустой мансарды. - Где вы нашли такого натурщика?
- У Манассии бен Израиля. - Этот человек зашел к нему однажды вечером прошлой зимой. - Он ашкеназ, вернее, был ашкеназ. Он уже довел себя до смерти. Я еще несколько раз ходил туда, надеясь встретить других таких же, как он, но потом понял, что дом раввина - неподходящее место.
- Для чего неподходящее?
- Для встреч с ашкеназами. Они первым делом идут в синагогу. Многие из них, когда впервые приходят туда, смахивают на трупы - одна кожа да кости. Мне приходится соблюдать осторожность, чтобы они не увидели, чем я занимаюсь. Они - не сефарды: они настоящие помешанные во всем, что считается у них идолопоклонством, поэтому я вынужден прятаться за колонной и набрасывать в темноте, что успею.
- А на что вам эти наброски?
- Сейчас покажу. Идите сюда.
Рембрандт взял свечу и отошел от картины, но от нее по-прежнему исходило неуловимое сияние, и врач не понимал, то ли она действительно светится, то ли это только чудится.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »