Ночной дозор, 1642
Фауст, 1652

	Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
	Старик, 1631

Она вела себя, как любая бедная служанка, наделавшая глупостей, забеременевшая и не знающая теперь, куда ей деться. Она и в самом деле была только бедной служанкой: роскошь, среди которой она жила, солидная недвижимость, за которой она пыталась спрятаться, были ненадежными и скоропреходящими. К тому же она чувствовала себя покинутой: Рембрандт отдалился и от нее, как отдалился от всего мира.
Ее поддерживал только Титус. Он поднимал вещи, слишком тяжелые для нее, распахивал ради нее окна при малейшем дуновении ветерка и уходил с нею в кухню, когда в доме появлялся чужой. Титус, уже двенадцатилетний мальчик и, как все ученики латинских школ в больших городах, посвященный в тайну деторождения, то и дело справлялся своим ломающимся голоском, не болит ли у нее по утрам живот и скоро ли она ожидает начала схваток. Тончайшее чутье привязчивой натуры подсказало ему, что Хендрикье стыдится, когда ее видят, и он прибегал ко всякого рода уловкам, чтобы вовремя встать перед ней и прикрыть ее от посторонних взглядов. Со своей стороны Хендрикье, несмотря на свою подавленность и горе, тоже была внимательна к нему - настолько внимательна, что поняла: мальчик больше всего боится, как бы его новую сестричку - он упорно твердил, что это обязательно будет сестричка, - не постигла судьба первой. И если уж она раскрывала рот, то лишь для того, чтобы похвастаться перед мальчиком своим здоровьем и предприимчивостью создания, скрытого в ее чреве.
- Боже мой! - твердила она. - Если бы ты знал, как брыкается этот малыш! - И тут же добавляла: - С какими бы мыслями я ни ложилась спать, глаза у меня слипаются, как только я коснусь подушки. За всю мою жизнь бог еще ни разу не посылал мне такого здорового, крепкого сна!
Да, в сне им обоим не было отказано: не раз ночью, блуждая по дому, Рембрандт останавливался, заслонял рукой свечу и смотрел то на Хендрикье, то на сына; это зрелище пробуждало всю подавленную любовь, которая еще жила в нем. Для мальчика лучше, что ожидающая их катастрофа отодвинулась еще на год: он постепенно свыкнется с мыслью о ней, успеет поочередно проститься со знакомыми вещами, свяжет свои юные надежды с новой жизнью на новом месте. Однако наступил день, когда мысль о таком медленном и милосердном расставании перестала быть утешением для его отца. В конце этого ужасного удушливого июля пришел день, когда у Рембрандта появилась причина желать, чтобы все рухнуло сразу и они трое были обречены такому безмерному позору, который уже ничто не могло бы умножить, который раздавил бы их и скрыл их горе от чужих глаз. Случилось это в субботу, когда Рембрандт сидел у себя наверху в мастерской - теперь он старался не называть ее больше «орлиным гнездом» - ив одиночестве размышлял о своих учениках. Уходя от него, они обычно окончательно порывали с ним - так поступили и Флинк, и Бол, и Юриан Овенс, хотя, живя у него, были глубоко преданы ему, ловили каждое слово, слетавшее с его неповоротливого языка, с таким вниманием, словно это были стихи Священного писания, вели за него форменные бои в тавернах, куда сам он никогда не заходил, и наперебой старались услужить ему. Он уже добрых полчаса неподвижно сидел на табурете, размышляя над этим парадоксом, как вдруг его поразило молчание, царившее внизу, - там не слышно было ни разговоров, ни шагов. Титуса дома не было: по субботам он ходил к Тюльпам - Грета обучает его играть на лютне. Но где же Хендрикье и Ханни? А ведь вид Хендрикье встревожил его за обедом, подумал Рембрандт и удивился, как он мог тогда не обратить внимание на то, что, несмотря на зной, она надела платье с длинными рукавами и заправила волосы под тяжелую черную сетку. Художник соскочил с табурета и спустился вниз, в комнаты. В передней было пусто. Не оказалось никого и в зале, где Хендрикье часто сиживала в последнее время, - там было прохладнее, чем в остальных помещениях. В маленькой гостиной тоже не было ни души, и только в кухне художник обнаружил Ханни, которая сидела у стола и отскребала большой закопченный котел.
- Где хозяйка? - спросил Рембрандт.
- Она ушла, ваша милость.
- Но зачем?.. Ведь она же никуда не выходит. Зачем ей понадобилось...
- Не знаю, ваша милость. Она взяла и ушла, а куда - не сказала. Предупредила только, что вернется часа через два.
Рембрандт взял себя в руки и сумел не показать, как он встревожен: такой внезапный уход после долгих недель добровольного заточения не мог не показаться странным. Маленькая служанка, видимо, тоже чувствовала это: ее худенькие руки, блестящие от мыла, нервно ерзали по черному брюху котла.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »