Софониба принимает чашу с ядом, 1634
|
|
Мужчина со шляпой, 1635
|
|
|
Даная, 1647
|
|
|
|
Даная, деталь
|
Гледис Шмитт. "Рембрандт". Роман-биография. Часть 10
Первый бокал они подняли за здоровье хозяйки, второй - за картину. Саския выпила вместе с ними, и ее нежные щеки окрасились свежим розовым цветом надежды, а губы полуоткрылись, словно ее изумила мысль о славе и богатстве, идущих к ней в руки.
- У тебя давным-давно не было ничего подобного, - сказала она.
- У меня никогда не было ничего подобного, если не считать «Урока анатомии».
- Нет, это несравнимо с «Уроком анатомии», - возразил Тюльп. - «Урок» был хорош для начинающего, это же полотно - совсем другое дело. В «Уроке» нас только восемь, и ни одного нельзя назвать по-настоящему выгодным клиентом, то есть таким, который закажет потом художнику свой портрет в полный рост или пришлет к нему свою жену, кузину, тетку. Как только в городе станет известно, что вы теперь пишете, смело можете удвоить цену - у вас все равно будет больше заказов, чем вы сумеете выполнить.
Это была правда, и Рембрандт не мог не радоваться ей. За годы, протекшие между двумя этими заказами, он устал слышать, что «Урок анатомии» - самое выдающееся его создание, и возненавидел тупых бюргеров с их банальным вкусом, ставивших суровую трезвость «Урока» выше сочности и великолепия «Свадебного пира Самсона» и «Жертвоприношения Авраама».
- Доктор прав, - подтвердил Рейтенберг. - Нас больше двадцати, и каждый из нас приведет к вам других, а те в свою очередь приведут новых, и так до бесконечности. Тысяча шестьсот флоринов - сумма сама по себе кругленькая, но она только начало. Вы еще увидите, что будет, когда картину вывесят.
«Собственный дом, - думал Рембрандт, - еще более царственный, чем у Ластмана, в каком-нибудь богатом квартале вроде Херренграхт... Зал, полный древностей и драгоценных полотен... Три, а если понадобится, и четыре служанки, которые будут содержать эту громаду таком же безупречном порядке, в каком мать содержала кухню...».
- Да, это другое дело, - сказала Саския, блаженно откинув голову на спинку кресла и полузакрыв глаза.
- Совсем другое дело, - еще раз повторил врач. - Теперь у вас одна забота: старайтесь не раздражать зря людей. Вы должны научиться изящно говорить «нет» тем, кому отказываете.
Говорить «нет» важным бюргерам в собственной мраморной передней - такая перспектива приятно будоражила воображение, и Рембрандт принялся обдумывать ее, почти не слушая, что говорит его жена, которая жаловалась капитану, какая тесная у них квартира: шкафов, где можно было бы держать вещи, почти нет, мастерская переполнена учениками. Художник вмешался в разговор только тогда, когда она спросила капитана, не считает ли он, что им рано или поздно придется переехать в более просторное помещение.
- Не будем тратить наши флорины до того, как их получим, - шутливо, но твердо перебил ее Рембрандт. - Подождем и посмотрим, что у меня получится.
- Ну зачем вы вечно портите жене удовольствие?- воскликнул Рейтенберг, весело подтолкнув его локтем. - Пусть немного помечтает. Что в этом худого?
В замечании лейтенанта был свой резон: в отличие от мужа у Саскии не было воображаемых линий, красок, света. Его радость немедленно воплощалась в образы - желтые, пунцовые, цвета морской воды; между нею же и ее распустившими паруса грезами не стояло ровно ничего.
Как ни пытался Рембрандт подавить это воспоминание, перед его глазами снова и снова вставал фасад большого дома на Бреестрат. Он не раз спрашивал себя в тот день и потом, произвело бы на него здание столь е сильное впечатление, если б он увидел его впервые такой мягкий и солнечный январский полдень. Свет, его ангел и его демон, - вот кто, вопреки здравому смыслу, заставил Рембрандта остановиться и смотреть, смотреть.
- Сходи взгляни на дом, - посоветовала ему Саския. - В этом нет ничего плохого.
И он пошел, и посмотрел, и велел ей выбросить все это из головы, хотя, честно говоря, дом засел в голове не столько у нее, сколько у него. О покупке здания не могло быть и речи - оно было лучше ластмановского особняка, а значит, слишком роскошно даже для такого богатого и знаменитого художника, каким, по общему мнению, вот-вот должен был стать Рембрандт. И все же он желал его, желал больше всего на свете, сильнее даже, чем ребенка.
читать далее »
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
стр 10 »
стр 11 »
|