Софониба принимает чашу с ядом, 1634
Мужчина со шляпой, 1635

	Даная, 1647
	Даная, деталь

Все, кто находился в зале, повернули головы к центральному столу: около него стоял капитан, опираясь рукой о спинку стула, на котором сидел ошеломленный художник. Чей это был голос? Того, кто заставил Бола отпереть склад на том основании, что каждый подписчик, выложивший свои флорины, имеет право взглянуть на полотно? Грубого и саркастичного врага или дурака, который с благими намерениями цитирует чье-то непонятное ему суждение? А если он цитировал, то кого? Требовательное, неузнаваемое в полумраке лицо, внезапный ропот со всех сторон... Что делать? Как справиться со всем этим? Ясно одно: сегодня он не переломит всеобщего недовольства - он слишком отупел и растерялся.
- Сегодня не время для таких замечаний, господин Крейсберген, - вмешался капитан. - Мы здесь для того...
- Вы правы, капитан. Согласен: сегодня не время. Картина закончена, изменения невозможны. Остается одно - собраться вместе и отпраздновать завершение шедевра. Но, насколько я помню, до того как он был закончен, тоже было не время: гения нельзя волновать. Он работал над картиной, руководствуясь своим замыслом; поэтому было бы просто кощунством жаловаться на то, что твое лицо закрыто мушкетом.
Не успел Крейсберген закончить фразу, как старый Якоб подал жареную куропатку, маринованную айву и свежие сухарики, и это было скверно, потому что подать угощение в такую минуту значило сделать положение еще более напряженным. Воцарилась пугающая тишина: присутствующие, словно зачарованные, смотрели, как одно блюдо за другим ставилось перед почетным гостем. И не он, а его ученик нашел в себе мужество прервать томительное молчание.
- Здесь явное недоразумение, скажу по справедливости - явное недоразумение, - начал Фердинанд Бол, опустив глаза и положив руки ладонями вверх по обеим сторонам блюда с куропаткой. - Рассматривая эти фигуры как отдельные портреты, вы вводите в заблуждение самих себя и оскорбляете художника. Мой учитель написал весь отряд как единое целое. - Голос Бола задрожал, он перевернул вытянутые руки ладонями вниз и прикусил нижнюю губу. - Мой учитель изобразил содружество братьев по оружию, содружество более широкое и значительное, чем каждый из вас в отдельности. И, написав вас вот так, он оказал вам честь, ибо это честь - быть частью чего-то более великого, чем ты сам.
Ответом на его негромкую речь был негромкий взрыв протестов и заверений: Крейсберген выражает только свое мнение; если кое-кто с ним согласен, то есть и такие, которые не согласны; что бы он ни думал о картине, ему следовало сдерживать себя, как подобает стрелку и порядочному человеку. Но когда шум затих, вновь раздался насмешливый голос.
- Господин Бол, - бросил Крейсберген, ухитрившись даже обращение по имени превратить в оскорбление, - мы с вами, вероятно, по-разному толкуем слово «честь». Я, например, считаю, что выглядывать из-за рукава моего соседа - честь, без которой можно обойтись.
Капитан застыл и молчал. Дома у него в альбоме лежит набросок, который он сможет показать детям и внукам. Он увековечил свой отряд там, где хотел, заняв самое большое место на стене зала. Он увековечил и себя: он запечатлен в ореоле великолепия и славы марширующим по полям бессмертия. Он получил от художника, что хотел, и покончил с ним: он не намерен его защищать, раз это означает идти на разрыв с сотоварищами, с которыми он должен каждый день встречаться в строю и из вечера в вечер чокаться кружкой доброго пива. Что до лейтенанта Рейтенберга, то он смотрел в окно с таким видом, словно ему приказано было проследить за исправным наступлением темноты. Да чего еще можно было ожидать от человека, который ухаживает за женщиной, пока та здорова и цветет, и перестает появляться в ее доме при первом же слухе о беде, при первом предзнаменовании смерти? Теперь настала очередь Яна Сикса продолжать болезненный разговор. Он вскочил с растрепанными волосами, прижав руки к груди, воинственно напрягая свое юное тело.
- Боже мой, да как можно спокойно слушать подобные вещи? - воскликнул он. - В жизни не слышал более грубого, мерзкого, наглого и невежественного вздора! Эй, вы там! Как вы смеете возвышать голос на человека, который не вам чета? Этот художник, более великий, чем укладывается у вас в голове, снизошел до того, что увековечил вашу рожу в своем шедевре, а вы черните его, жалуетесь, протестуете! Он сделал из такого сброда, как вы, потрясающее творение и должен еще выслушивать ваше нытье насчет потраченных флоринов и о том, что ваших физиономий не видно?! Нет, это я не понимаю, это уж чересчур! Если имя хотя бы одного из вас... - Сикс повел рукой, и жест его ясно показал, что он имеет в виду и капитана, - переживет его носителя, то это произойдет только потому, что вам выпало великое счастье - вас написал Рембрандт ван Рейн.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »