Софониба принимает чашу с ядом, 1634
Мужчина со шляпой, 1635

	Даная, 1647
	Даная, деталь

- Да нет же, нет! Я просто подумал, не нанять ли нам еще одну девушку, помоложе, чем госпожа Диркс, но постарше тебя.
- Это было бы замечательно! Втроем мы наверняка сумеем содержать дом в порядке. Я как раз знаю одну подходящую девушку, если, конечно, у вашей милости нет уже кого-нибудь на примете.
- Кто она такая, Клартье?
- Звать ее Хендрикье Стоффельс, а родом она из нашей деревни, из Рансдорпа. Ей лет двадцать, может быть, чуточку больше, она хорошая хозяйка и красивая девушка; ваша милость будет гордиться, что двери заказчикам отворяет такая служанка.
Стараясь не думать о сильно поредевшем списке клиентов, Рембрандт для развлечения представил себе эту Хендрикье Стоффельс из Рансдорпа. Он решил, что она блондинка, как Клартье, и рост у ней достаточно высокий, чтобы она могла доставать до каминных досок и картин; внешне она, вероятно, сдержанна, как Маргарета ван Меер, только эта деревенская Юнона полнее. Руки, грудь и плечи у нее округлые, движения медлительные, походка величавая.
- Ей наверняка понравится здесь, - продолжала маленькая Клартье. - Ведь что с ней будет, если она останется в деревне? Выйдет замуж за какого-нибудь дурня, мужика или сапожника...
- Это еще не самое страшное, что может с ней случиться, - нечаянно вырвалось у художника: ему вспомнилась Лисбет. Бедная Лисбет, бедный Хендрик Изакс!..
- Вы в самом деле так думаете, хозяин? А я вот нет. Я очень рада, что уехала из Рансдорпа.
- Ты умеешь писать, Клартье?
- Да, ваша милость. У нас в Рансдорпе все учатся грамоте.
- Напиши-ка этой Хендрикье Стоффельс и спроси, не согласна ли она приехать. Сделай это не откладывая.
- Охотно, ваша милость.
На минуту у Рембрандта стало теплее на душе - ему предстало прежнее видение: блистающий безукоризненной чистотой великолепный дом, каким он никогда не был и каким художник всегда хотел его видеть. Но эта мысль лишь ненадолго утешила его. Не успел Рембрандт повернуться и выйти в другую комнату, чтобы поиграть там с малышом, как он уже понял: что бы ни было - пусть даже вся медь в доме будет вычищена, вся пыль сметена, все свечи зажжены, - его увядшее сердце больше не расцветет. «Что мне делать с домом? Как я буду жить в нем?» - думал он, радуясь тому, что мальчик, оставив игрушки, немедленно вскарабкался к нему на колени.
- Папа устал, - пролепетал Титус, и, выдохшийся, словно человек, который долго плыл в ледяной воде, художник прижался щекой к теплой круглой головке, вдыхая аромат шелковистых кудрей.
Настала весна, свет уличных фонарей и огни в окнах стали не такими резкими, из Рансдорпа приехала Хендрикье Стоффельс, и теперь, когда всюду был наведен порядок, такой порядок, какого здесь не было даже при жизни хозяйки, Рембрандт сам удивился, почему какое-то смутное беспокойство гонит его из дому. Пять раз в неделю, съев хорошо приготовленный ужин, он покидал свое жилище, где очаги были вычищены, свечи зажжены, стекла вымыты до блеска, и подолгу гулял, вдыхая ароматы апреля: пар, плывущий над влажной от дождя мостовой, благоухание цветущих яблонь в дальнем саду, странно целительный запах спокойного моря. После этих долгих прогулок он заходил к супругам Ладзара или Пи-неро, к своему соседу-ученому раввину Манасии бен Израилю, в салон Анны Веймар Сикс или в маленькую гостиную Тюльпа - безразлично куда, лишь бы не попасть домой до одиннадцати, когда все, за исключением верной Гертье, уже улягутся в постель.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »