Софониба принимает чашу с ядом, 1634
|
|
Мужчина со шляпой, 1635
|
|
|
Даная, 1647
|
|
|
|
Даная, деталь
|
Гледис Шмитт. "Рембрандт". Роман-биография. Часть 12
- Что стряслось, ваша милость?- спросила Гертье. Маленькая Клартье встала и подошла к ней.
- Их милость подобрали старые чулки, которые вы собрались чинить, а потом забыли, госпожа Диркс.
- Где же это» я их оставила? Ах да, в зале.
- Но они лежали в ведерке для охлаждения вина. Понимаете, Гертье, в ведерке!
- Прошу прощения, ваша милость. Я понимаю, что там не место для них, но я думала, что они не помешают. Там их не увидят - у нас же никто не бывает.
- Ведерко для охлаждения вина - это вам не корзинка для старых чулок! Стоит ли покупать итальянский мрамор ручной работы, чтобы держать в нем старые чулки?- бросил художник, чувствуя, что глаза у него выкатились и жила на лбу надулась. - Если в доме не толпятся гости, это еще не значит, что в нем можно устраивать свинарник.
- Я не знала, что устраиваю в нем свинарник. Пусть ваша милость скажет, что нужно сделать, и я всеми силами постараюсь это выполнить.
- Сотрите пыль с рам. Выскребите пол в приемной. Выведите пятна краски с ковра. Вычистите медь, бронзу и серебро. Вымойте окна - в доме из-за копоти на стеклах света божьего не видно.
Еще на середине тирады Рембрандт сообразил, что требует невозможного. Такая работа была не под силу двум здоровым мужчинам, а он кричал на пожилую женщину и слабенькую девочку. Тем не менее он продолжал называть упущения, которых, как ему казалось, он раньше даже не замечал: в очагах зола, в кладовых пыль, лампы грязные, подоконники черные. Во время его монолога башня из кубиков, которую строил Титус, обрушилась, мальчик захныкал, маленькая Клартье закрыла лицо передником и разразилась слезами. Спокойствие сохранила только толстая усталая женщина, которая стояла по другую сторону стола неподвижно, как бессловесное животное, и с лицом серым, словно камень, с тупым, остановившимся взглядом выдерживала град бичующих упреков. Когда гнев Рембрандта иссяк и голос его сел, она все так же неподвижно дождалась, пока всхлипывающая Клартье унесет из комнаты залитого слезами Титуса, потом сказала:
- Ваша милость правы. Я превратила дом в свинарник. Но я употреблю все силы, какие у меня еще остались, чтобы исправить это. Я сделаю все, что могу.
С этими словами она вышла из комнаты, и Рембрандт слышал, как она вздыхала, пересекая переднюю.
Художник бесцельно сидел в гостиной и не мог придумать, чем заняться. Он просто смотрел в пространство, пока не вернулись Клартье с Титусом, который уже успокоился. Тогда, не думая о том, что девочка слышит его, Рембрандт тяжело вздохнул и беспокойно заерзал на стуле - он почувствовал, что у него стынут спина и ноги. «Это душевный озноб, - подумал он. - Душевный озноб после душевной лихорадки».
Однако пламя только что зажженных свечей на самом деле колебалось и неистово плясало, и в комнату ворвался странный запах - запах дождливой ветреной улицы. Клартье, опять усевшаяся за стол у камина, привстала со стула и большими испуганными глазами глядела на хозяина.
- Здесь очень сильный сквозняк, ваша милость. Наверно, где-нибудь распахнулось окно. Пойду посмотрю.
Она ушла, но ничто не переменилось. Холодный сырой запах по-прежнему щекотал художнику ноздри, и по полу так сильно тянуло сквозняком, что Рембрандт встал, поднял Титуса и посадил его на стул. И тут возвратилась Клартье, еще более бледная, чем обычно, - у нее даже губы посинели.
- Пожалуйста, ваша милость, пойдемте со мной в зал. Может быть, вы уговорите госпожу Диркс, - попросила девочка. - Она... Она принялась мыть там окна, по комнате гуляет ветер, и дождь все промочит.
Рембрандт последовал за Клартье, не веря ей, но, когда они вошли в зал, он увидел, что одно из больших окон действительно распахнуто и Гертье Диркс, тяжело балансируя на стуле, с лицом, мокрым от дождя и слез, яростно трет стекла в свинцовых переплетах, а ветер развевает ее фартук и черное домашнее платье.
- Гертье, - начал он. - Гертье, бога ради... - И, поняв по неподвижному взгляду и каменному лицу, что она не слышит его и не сознает его присутствия, он закричал так, что голос его перекрыл шум дождя и вой ветра. - Гертье, сейчас же слезьте! Вы слышите? Я вам приказываю!
Но она по-прежнему ничего не видела и не слышала. Тогда Клартье встала между ними, сделав это с такой неожиданной уверенностью, что Рембрандт невольно подумал, не была ли она и раньше свидетельницей подобных сцен.
читать далее »
стр 1 »
стр 2 »
стр 3 »
стр 4 »
стр 5 »
стр 6 »
стр 7 »
стр 8 »
стр 9 »
стр 10 »
стр 11 »
стр 12 »
стр 13 »
|