Ночной дозор, 1642
Фауст, 1652

	Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
	Старик, 1631

- В чем дело? - ворчливо осведомился Тюльп. - Укусила оса?
- Нет, отец, - ответила девушка, не сводя глаз с того места, которое поцеловал Ян. - Ты тоже идешь спать?
- Да, я устал.
- Ты прав: вид у тебя утомленный. Приятной ночи!
- Приятной ночи!.. - Тюльп повернулся к дочери спиной и пошел вверх по лестнице. Приятная ночь означает для него сон. Он устал от любви, он не желает ни думать, ни слышать о ней, и хочется ему только одного - начисто забыть, что она существует.
Несмотря на предупреждения Тюльпа - а они повторялись неоднократно, - Рембрандт за все лето так ничего и не предпринял. Вернее сказать, он ограничился наблюдением за Гертье, а это было тягостное занятие, тем более тягостное, что Хендрикье Стоффельс тоже наблюдала за ней, и наблюдения эти кончались тем, что глаза девушки встречались с глазами хозяина. Она больше не возвращалась к тому замечанию, которое сделала над останками сгоревшего гуся, но, словно подслушав разговор в гостиной Тюльпа, старалась - и художник был ей признателен за это, - чтобы Титус и экономка пореже оставались наедине, что было нелегко, так как после ухода Клартье у Хендрикье прибавилось работы. Каков был итог всех этих наблюдений? Художник и в сентябре был так же не уверен, как в июне, хотя примеров становилось все больше. Гертье разговаривала сама с собой, постоянно и беззвучно шевеля губами, но Рембрандт не усматривал в этом ничего особенного: вероятно, она делала то же самое с первого дня своего пребывания на Бреестрат - он просто этого не замечал. Когда Хендрикье Стоффельс, забывшись, обнимала Титуса или рассказывала за ужином о каком-нибудь забавном происшествии в их хозяйстве, Гертье свирепо смотрела на девушку, и взгляд у нее становился откровенно злобным, но и это было естественно: как могла она радоваться веселости и остроумию в других, будучи сама такой унылой тугодумкой? Вспышек вроде мытья окна или сожжения гуся больше не происходило, однако Рембрандт не обманывал себя и понимал, что их можно ожидать. Гертье просто научилась таиться: чувствуя их приближение, она уходила на улицу.
Однажды утром, в середине сентября, атмосфера за завтраком накалилась больше обычного, и художник решил подольше посидеть за сыром и пивом, хотя в другое время поспешил бы проглотить еду и уйти к ученикам. Хендрикье была в новой юбке и корсаже - их привез ей в подарок от семьи один рансдорпский крестьянин, приехавший в город сбывать урожай репы, и Рембрандт догадывался, что эти обновки и послужили причиной натянутости за столом. Цвет у юбки и корсажа был ярко-алый, и накануне Гертье заметила, что Хендрикье вряд ли представится случай щегольнуть ими: в церковь в них не пойдешь - кто же ходит туда в таком виде, дома тоже не наденешь - служанки не носят красного, по крайней мере в почтенных домах. Видимо, дерзость девушки, надевшей обновы, несмотря на предупреждения, и вызвала враждебность госпожи Диркс. Во всяком случае, экономка все время порывалась уйти из дому, и как можно скорее. Ей так не терпелось, что она вырвала у хозяина тарелку, не дав ему доесть последний кусок, кое-как набросила на плечи шаль и, растрепанная, словно фурия, вырвавшаяся из ада, убежала на улицу, забыв даже попрощаться с Титусом. Рембрандт продолжал сидеть за столом, уставившись на свою скомканную салфетку, пока вернувшаяся из кухни Хендрикье не спросила:
- Не угодно ли вашей милости еще чего-нибудь?
- Нет, только...
Он уже хотел было как можно вежливее посоветовать ей не носить больше алую юбку и корсаж, но внезапно такое требование показалось ему несправедливым, даже деспотическим. Почему, собственно, ей отказываться от подарка, который, наверно, стоил немалых жертв ее ранс-дорпским родственникам? Она имеет полное право носить свои обновки, цвести, как поздний красный мак, в ржавом осеннем однообразии их мира и любоваться своим отражением в зеркалах и окнах. Алый цвет идет ей, это ее цвет: он оттеняет темноту ее пышных волос, согревает смуглую, стройную, как колонна, шею, придает глубину глазам.
- ...Только я не понимаю, что сегодня с госпожой Диркс, - закончил он.
- Ее злит, как я одета, - вот и все.
Хендрикье стояла по другую сторону стола, выпрямившись, высоко и смело вздернув голову, выставив вперед грудь и словно приглашая художника взглянуть на нее, - пусть он попробует сказать, что наряд ей не к лицу.
Он этого не сказал. Он только пожал плечами и спросил:  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »