Ночной дозор, 1642
Фауст, 1652

	Портрет синдиков цеха сукноделов, 1662
	Старик, 1631

- Ах да! - спохватился аукционер. - Вот еще один великолепно сохранившийся рисунок, работа Геркулеса Сегерса, чья скандальная жизнь, дамы и господа, сама по себе послужит вашим гостям нескончаемой темой разговоров в скучные вечера.
С этими словами он сделал шаг вперед и показал собравшимся продолговатый кусочек бумаги, чуть больше письма, который, несмотря на свои маленькие размеры, был ясно виден с задней скамьи и исторг из грузного неподвижного тела художника восклицание, прозвучавшее, как он надеялся, не громче вздоха. Рисунок изображал корабли, которые со свернутыми на мачтах парусами стоят у пристани, и, по существу, представлял собой лишь неистовое сплетение вертикалей и горизонталей, выполненных с суровой твердостью. И все-таки в нем было нечто большее: в этих немногих твердых линиях угадывались сплавленные в одно отчаянная смелость моряков и отчаянная смелость Геркулеса Сегерса. Впиваясь глазами в рисунок, Рембрандт почувствовал на своем жадном вспотевшем лице чей-то взгляд - недоброжелательный, острый взгляд фон Зандрарта. Немец гортанным голосом начал торги.
- Четыре флорина, - предложил он.
- Четыре флорина за Сегерса! - грустно прошептал Конинк. Он вытащил кошелек, вывернул его содержимое на ладонь и быстро пересчитал монеты.
- Одиннадцать, - громко объявил он, решив рискнуть всем, что у него было. - Даю одиннадцать.
- Двенадцать, - бросил фон Зандрарт и, обращаясь к Тесселсхаде Фисхер, пояснил, что набавлять цену и дальше может только идиот: на рисунке нет ничего, кроме линий, - сверху вниз, из стороны в сторону. Он из числа худших работ Сегерса, а Сегерс и в лучших своих вещах не слишком хорош.
Нет, такое оскорбление нельзя было перенести. Немец намекал на его собственный позор, его банкротство, его беспомощность; он давал понять, что в кармане у ван Рейна пусто. Отчетливо сознавая, как он сейчас выглядит - неуклюжий стареющий мужчина с лицом, красным от ярости и лоснящимся от пота, Рембрандт оперся на плечо юного Конинка и тяжело поднялся со скамьи.
- Двадцать пять флоринов, - сказал он. - Даже если бы рисунок не стоил этих денег, а он их, безусловно, стоит, я все равно дал бы такую цену, чтобы защитить честь художника.
- Двадцать пять флоринов? - переспросил аукционер.
- Да. Плачу наличными.
Рембрандт с такой силой опустил кошелек на скамью, что монеты, лежавшие в нем, громко звякнули. Итальянец посмотрел на него так, словно маэстро сошел с ума. Фон Зандрарт фыркнул и пожал плечами, Го-варт Флинк вспыхнул, Тесселсхаде Фисхер всплеснула пухлыми руками. Но что было до них Рембрандту, когда поднятое к нему костлявое лицо молодого Конинка и его большие глаза говорили то, что никогда не решились бы произнести сдержанные губы: «Я не забуду этого - и вас - до конца дней моих!»
- Кто больше? - спросил аукционер. - Не желаете ли набавить, господин фон Зандрарт?
- Я? - отозвался немец. - Нет, я не такой дурак.
- Отлично. Итак, дамы и господа, подлинный рисунок Геркулеса Сегерса за сумму в двадцать пять флоринов - весьма щедрое предложение, делающее честь как художнику, так и покупателю, - переходит в собственность прославленного мастера Рембрандта ван Рейна.
Слыша, как гулко бьется в груди сердце, Рембрандт, словно в тумане, кое-как добрался до места, где пылинки метались в косом луче солнца, опустошил свой кошелек и расплатился. Но еще до того как он выложил последний флорин, его торжествующее настроение уже развеялось: изумительно твердые линии Сегерса заслонились от него другими образами - он увидел скорбные глаза Хендрикье, приоткрывшийся рот Титуса, окна без занавесок, обшарпанные стулья и скудные ужины. К горлу его подступила тошнота, тем более расслабляющая, что художник не понимал, каким - телесным или духовным - недугом она вызвана. Ему пришлось присесть на переднюю скамью и сделать вид, что он пожирает глазами свое приобретение, хотя на самом деле он был занят в эту минуту лишь одним - старался втянуть побольше воздуха в грудь, в которой происходило что-то странное, словно ребра вдавились внутрь и, сжав ее, преградили доступ дыханию. Чем бы ни объяснялось это недомогание, через минуту оно прошло, но Рембрандт чувствовал, что у него едва достанет сил доплестись домой, и, когда оба молодых свидетеля его безрассудства, остановив художника у дверей, осведомились, не окажет ли он им честь выпить с ними кружку пива, он не нашел ни слов для согласия, ни разумных доводов для отказа и лишь покачал головой да глупо и слабо улыбнулся.  читать далее »

Рекомендуемые сайты от Рембрандта:

• 

Гледис Шмитт. "Рембрандт". Исследование жизни и творчества Рембрандта » предисловие »