Рембрандт. Биографический очерк А.Калининой

Глава вторая

Возвращение в Лейден.- Первые гравюры.- Портреты матери.- Наброски народных типов.- Стремление изображать проявление внутренней жизни,- Автопортреты. - Сценки уличной жизни. - Переселение в Амстердам.- Сравнение Амстердама с Венецией.- Еврейский квартал.- Рынки и гавань. - Манассе бен Израэль. - Амстердам - центр международных сношений.- Портрет польского вельможи.- Первые картины.- Трудолюбие Рембрандта. - Мастерская и ученики.-«Лекция анатомии».-Портрет Яна Сильвиуса.- Знакомство с Саскией ван Эйленбюрх.- Ее семья.- Два портрета,- Рембрандт - жених.- Свадьба

Двадцати лет Рембрандт вернулся в Лейден. Здесь, несмотря на свою молодость, он продолжал занятия один, под руководством лишь своего гения и матери-природы, изучению которой предавался со всей страстностью юности и таланта. Первые его картины, дошедшие до нас, относятся к 1627 году: одна из них, «Апостол Петр в темнице», хранится в Мюнхенской пинакотеке, а другая - «Меняла» - в Берлине. Это юношеские попытки, не представляющие особенного интереса; но в последней картине, в удивительно красивом освещении, бросаемом свечой, наполовину заслоненной рукой менялы,- уже можно узнать будущего Рембрандта. Рядом с живописью молодой ван Рейн усердно занимался гравированьем. Одна из первых его гравюр - портрет его матери, помеченный 1628 годом. Видно, что любящая рука работала над этими гравюрами; сколько труда, сколько внимания положено на отделку малейшей безделицы, малейшей морщинки дорогого лица. В эту эпоху своей художественной карьеры Рембрандт несколько раз гравировал изображение своей матери; самый замечательный из этих эстампов тот, который известен под именем «Мать Рембрандта под черной вуалью». Почтенная старушка сидит в кресле перед столом; руки ее, столько поработавшие на своем веку, сложены на коленях. Ее лицо выражает сердечное спокойствие, которое дает только сознание правильно и честно прожитой жизни, исполненного долга. Отделка этой небольшой гравюры поистине изумительна; каждая морщинка, каждая узловатая жилка на сморщенных старческих руках полны жизни и правды.

Любимым предметом наблюдения для Рембрандта было отражение внутренней жизни человека на его лице. Он никогда не пропускал случая упрочить такое выражение на бумаге или доске. Гуляя по улицам города, он часто встречал характерные типы крестьян, евреев, нищих из простонародья. Дощечки, покрытые лаком, и резец были всегда при нем; как только поражала его какая-нибудь уличная сценка, резкое или комическое лицо, молодой художник незаметно брался за работу - и быстро, как фотография, этюд оказывался на доске. Таким образом Рембрандт научался скоро схватывать тип или мимолетную экспрессию. Его нисколько не пугало ни безобразие его невольных натурщиков, ни их нищенские лохмотья. С юных лет Рембрандт выказывал полное презрение тем из своих товарищей, которые, отрываясь от своей национальной школы, рабски подражали итальянским художникам. Он не стремился к идеальной, отвлеченной красоте - к тому, что теперь принято называть «искусством для искусства». Он брал природу как она есть, без прикрас; но самый простой, обыденный сюжет он умел сиянием внутренней, сердечной красоты облечь в поэтическую форму - и его картины, изображающие не Олимп с его богами и богинями, не знатных дам и кавалеров, рыцарей и пажей, пирующих в роскошном дворце, а радости домашнего очага, страдания и развлечения простых и бедных людей, громко говорят чувству зрителя и будят такие струны сердца, которые заставляют каждого человека, чуткого к добру и гуманности, становиться мягким и отзывчивым. В эти годы своей жизни (1627-1628) Рембрандт еще не писал тех портретов-картин, которыми так восхищались и восхищаются его поклонники и ценители. Вероятно, у начинающего свое поприще новичка, никому неизвестного, еще не было заказчиков, готовых платить за каждый взмах кисти; и едва ли среди его друзей и знакомых находились охотники давать ему сеансы и терпеливо высиживать целые часы перед требовательным и пылким юношей, который всей душой отдавался любимому искусству. Поэтому, кроме двух портретов матери, имеется только несколько изображений самого художника, гравированных им самим. На первом из эстампов мы видим довольно некрасивого юношу с полным лицом чисто нидерландского типа, обрамленным густыми волосами. Но эти грубые, расплывчатые черты дышат такой бодростью, самоуверенной силой и добродушием, что поневоле внушают симпатию. На второй гравюре, названной «Мужчиной в обрезанном берете»,- то же лицо, только с выражением ужаса: глаза почти выходят из орбит, рот полуоткрыт, поворот головы указывает на сильный испуг.

Рембрандт часто пользовался своим лицом для этюдов: это во всяком случае был дешевый и удобный способ упражняться; натурщик ничего не требовал за труды и охотно подчинялся всем капризам художника. Говорят, что, сидя перед зеркалом, молодой ван Рейн придавал своей физиономии известное выражение - гнева, радости, печали, изумления - и затем старался как можно вернее скопировать свое лицо. В продолжение всей своей долгой жизни Рембрандт не оставлял этой привычки; во многих музеях Европы находятся автопортреты его в разные возрасты и во всевозможных костюмах. Многие из недоброжелателей Рембрандта, а с их слов и позднейшие его биографы, приписывают это пристрастие художника к изображению собственного, далеко не красивого лица крайнему его самолюбию, желанию увековечить себя для потомства и даже стремлению рекламировать свое и без того уже громкое имя и этим увеличить количество заказов. Но весь характер и образ действия Рембрандта ван Рейна так противоречит всем этим обвинениям, что едва ли возможно, даже после поверхностного обсуждения, признать их справедливыми.