Георгий Дмитриевич Гулиа. Рембрандт

Он шел рядом с Ливенсом и думал о своих домашних. Как они отнесутся к его решению? Ведь жребий брошен! Не в его нраве отступать... Университет оставит. Это как пить дать. Три года вовсе не потеряны. Но дальше? Извините! Жизненная дорога совершает крутой поворот. Здесь уже так: или - с головой в рисование, в живопись, в офорт, или - бросай все, забудь о карандаше и тетрадях и садись за латынь. Учи Аристотеля и Эразма, читай Цицерона и Овидия... Немного страшновато, конечно, при мысли о том, что скажут родные. Как поведут себя отец и Адриан. И не столько отец, сколько Адриан, на которого теперь ложится вся тяжесть в семье. И все же... Если Сваненбюрг откажется от нового ученика - придется поискать другого учителя. Если ему откажут в поддержке отец и Адриан - найдет другой выход. Он отыщет кусок хлеба и стакан воды, но от принятого решения не откажется. Нет и не будет у него другой жизни, кроме как мастера цеха живописцев. Дорога уже пошла прямо и никуда не свернет... Он говорит Ливенсу:
- Господин Сваненбюрг строг?
- Очень. Но и справедлив. Он требует неукоснительного послушания.
- Зачем ему это?
- Чтобы из учеников вышел толк.
- Это хорошо!
- У него приветливая жена. Она жалеет учеников.
- Сколько требуется взноса?
- Для начала?.. Он сам назовет - сколько.
- Ян, вот что скажу: я бросаю университет.
- Сначала послушай мастера.
- А я уже решил.
- Не торопись с этим.
- А я уже поторопился. Не понравлюсь мастеру, уеду в Харлем или Амстердам. Ты слышал такое имя - Франс Хале?
- Да, его очень хвалит мастер Сваненбюрг.
- Или подамся в Антверпен. Ты слышал имя - Рубенс?
- Его тоже хвалит мастер.
- Ян, а мне уже нравится твой Сваненбюрг. Я заявляю: жребий брошен!
- Ты больно горяч. И упрям. А вот и дом, где живет мастер. Давай переведем дух...

Этот старичок на степе ведет себя очень странно. Неверный свет свечи урывками падает на него и высвечивает золото лица и золото халата. И, представьте себе, он что-то шепчет. Довольно внятно. Кажется, напоминает о первых и последующих днях в мастерской Якоба Изакса Сваненбюрга, когда некоего студентика Рембрандта заставили тереть краски. Так работать не доводилось даже на отцовской мельнице. Геррит и Адриан на мельнице жалели младшего, а здесь? Кто отнесется к нему с должным вниманием? Впрочем, бывший студентик и не просит пощады. Этого у него нет в голове. Если нужно - он не отойдет от краскотерок в течение суток. Он не устанет переливать масла из одной колбы в другую, чтобы получше отбелить их. Если нужно, он будет по ночам кипятить масла, готовить лаки в полном согласии со строгими требованиями мастера... В те далекие лейденские времена сердце не знало усталости, глаз был верный, руки, привычные к солодовым мешкам, денно и нощно терли краски, готовили лаки, отбеливали масла. Госпожа Сваненбюрг - добрая итальянка - удивлялась трудолюбию сына мельника с берегов Рейна, а мастер был непреклонен: с каждым днем ужесточал свои требования. Он словно бы не ведал ни снисхождения, ни жалости. «Три краску, вари лак, отбеливай масло» - вот его ежечасные слова. Чтобы сгладить мужнюю строгость, итальянка кормила разными итальянскими кушаньями.
...Вот только вспыхнула свеча, и старичок уже задает немой вопрос: «Ну и как, господин Рембрандт ван Рейн? Довольна твоя душа?»
Проклятый старичок!

А разговор с домашними получился очень тяжелый. Лучше бы всю жизнь мешки таскать и молоть солод. Он долго не мог решиться его начать. Что-то сдавливало горло. Потом отпустило. Но ие совсем. Выпив глоток пива, он сказал:
- Мастер Сваненбюрг хороший человек...
За столом все замерло. Четыре пары глаз удивленно уставились на него. Недоставало лишь Геррита...
- Какой такой Сваненбюрг? - спросил наконец Хармен. Он говорил непочтительно, но эта нарочитая непочтительность относилась к сыну, а не к мастеру Сваненбюргу.
- Уважаемый мастер. Он долго жил в Италии. Пишет прекрасные картины.
- На самом деле прекрасные? - съязвил отец.
- Все хвалят.
- Допустим. Что из этого следует?
Лисбет затаила дыхание. Адриан предвидел бурю. Мать уже готовилась вступиться за Рембрандта. Рембрандт засопел - верный признак волнения. Эта привычка у него с детства.
- Я буду учиться живописи.
- Как?! - вскричал отец.
- Учиться буду. Живописи.
- А университет?