Георгий Дмитриевич Гулиа. Рембрандт

Саския, слушая эти слова, краснела, как девушка-подросток. Ван Рейн тронул тулью своей шляпы и сказал предельно учтиво:
- Я польщен, Саския ван Эйленбюрг. Может, с моей стороны это самонадеянно, но именно так я и задумал. В самом деле, господин Тюлп говорит коллегам о важном деле, произносит достойные слова, выражающие достойные мысли, и его жадно слушают. Неужели в такой момент доктора должны были позировать, глядя мне в самые зрачки? Вы очень верно уловили мою мысль, и я вам благодарен за это. Я хотел бы, если разрешите, отблагодарить вас рисунком. Вашим портретом.
- Слишком дорогая плата,- сказала Саския и обратившись к брату: - Не так ли, Хендрик?
Ван Эйленбюрг смешно шмыгнул носом, будто собирался чихнуть. И шепотом проговорил:
- Дорогая плата - для кого? Для вас, ван Рейн, или для тебя, Саския? Он же изведет тебя сеансами. Кому станет дороже?
- Несносный насмешник! - Саския бросила на Рембрандта взгляд, преисполненный любопытства.
Рембрандт кашлянул в кулак, как бывало на мельнице, когда першило в горле от солодовой пыли.
- Нет, Саския ван Эйленбюрг, на этот раз столь грозное испытание вам не угрожает. Обещаю рисунок в один короткий сеанс.
- Слышишь, Хендрик?
- Слышу.
- Я согласна, господин ван Рейн.
- Смелая барышня! - воскликнул Хендрик ван Эйленбюрг.

Разговор в Музее имени Пушкина. У экспонатов Дрезденской галереи. Москва. Май, 1955 год.
- Так это, значит, и есть та самая Саския?
- Да. И не очень красивая.
- Однако симпатичная.
- Рембрандт, говорят, был без ума от нее.
- Эта писана после «Анатомии доктора Тюлпа»?
- Да. Конечно. Тысяча шестьсот тридцать шестой год.
- А вон там автопортрет с Саскией. Она у него на коленях. Он поднял бокал, должно быть, с пивом. Он приятный, а она некрасивая. И не улыбается, как он.
- А разве он был военный? Зачем ему шпага?
- Просто большой фантазер. Это Рембрандт писал в тридцать лет. Совсем молодой по сегодняшней мерке.
- На ней, видимо, очень дорогое платье.
- Отец ее был богат. Приданое оказалось немалым.
- И так в нее влюбился? Говорят, чуть ли не с первого взгляда?
- Почти.
- Что же все-таки прельстило в ней? Голова у нее несуразно маленькая.
- Он в ней души не чаял. В Касселе есть портреты Саскии - прекрасной дамы. Зачем ходить далеко? А этот портрет Саскии с красным цветком? Чем она не красавица.
- Может быть. А здесь она как маленькая девочка на коленях.
- Он полагает себя счастливым.
- Да, по всему видно.
- Насколько же она была моложе его?
- Может, лет на семь или восемь...

Разговор в Эрмитаже. Ленинград. Май, 1975 год.
- А вот и Рембрандт... Его знаменитая «Даная».
- Даная должна быть очень красивой. А эта - нет. Большой живот. Слишком полная. И не очень молодая. С кого он писал ее? С Саскии?
- Должно быть. Однако работал он над картиной лет десять. Что-то все время переписывал. На этот счет имеются свидетельства - рентгеновские снимки. И целых двадцать лет держал у себя «Данаю». Упорно не продавал. Очень любил свое детище. Искусствоведы утверждают, что сначала позировала ему Саския. После ее смерти - экономка Геертье Диркс. А может, еще кто-нибудь...
- Во всяком случае, лицо вовсе не Саскии. Это лицо другой женщины...
- А это «Флора». Ее-то наверняка писал с Саскии. Те же черты лица. Что он в ней нашел, отчего так без ума влюбился? Та же маленькая голова... Тот же крошечный рот...
- А молодость? А здоровье?
- Да, аргументы серьезные. И все-таки...