Георгий Дмитриевич Гулиа. Рембрандт

Титус спит этажом выше. Титус - слава богу! - уже перешагнул роковой порог. Пусть не так крепок, как бывают иные дети, скажем, на лейденских мельницах, но достаточно резв, достаточно смышлен.
Сегодня за день кое-что сделано: хороши оттиски с досок, на которых художник удачно схватил нищих, беседовавших на улице. Да и этот вид на Амстел не так дурен, как показалось вгорячах. Несколько сакраментальных мазков по «Данае», пожалуй, приблизили работу к концу, и холст можно будет снять с мольберта... Любопытно, что скажут амстердамские мастера, когда он выставит для обозрения многострадальную «Данаю»?.. Пусть точат языки на все лады - дело сделано. Правда, эти ополченцы до сих пор не могут успокоиться - ну и бог с ними! Лучше не думать о них, но смотреть вперед. Ученики есть, они будут еще. Силы достанет в руках и ногах, холст и японская бумага - под рукой. А чего еще надо мастеру, если в нем не угасла искра? А ветер подвывает. Пламя в камине рвется кверху. Хендрикье Стоффелс ставит на стол тарелки, миску, хлеб, зажаренный в масле. Она вносит огромное блюдо с дичью. Прекрасное время для ужина!
- А вино? - спрашивает Рембрандт.
- Это уже по вашей части, ваша милость.- Плоть Хендрикье не умещается в тесной одежде. Она гибка и стройна. Недаром доктор Бонус обратил на нее внимание. Здоровая деревенская кровь течет в жилах этой девушки. Кто ее рекомендовал?
- Надо зажечь свечи, Хендрикье. Парочку па столе. И в том углу тоже.
- Так много? - удивляется Хендрикье.
- Не надо жалеть свеч, когда такой прекрасный ужин.
Служанка краснеет. Ярче ее щек только фартук, который отливает будто китайский шелк, хотя вовсе не шелк.
- Хендрикье, откуда такой фартук?
- Я его давно ношу.
- Не замечал что-то. Очень хорош.
Когда на столе все готово, служанка прикидывает, не забыла ли еще чего.
- Как будто все, ваша милость. Приятного аппетита!
Рембрандт молчит. Смотрит на Хендрикье. И молчит.
- Еще чего-нибудь, ваша милость?
- Да, Хендрикье!
Художник порывисто встает, придвигает тяжелый стул к столу, прямо против себя. И эдаким широким жестом, словно жену бургомистра, приглашает сесть.
- Сюда? - Хендрикье испуганно отступает.
- Да, сюда. И тарелку вот сюда. И свечу вот сюда. Все это Рембрандт проделывает сам.
- Что вы! Я сыта.
- Поужинай со мной. Неужели тебе не жаль покинуть меня здесь, в этой просторной столовой? Чтобы со мной ни души? Этого тебе хочется?
- Нет, ваша милость.
Он подходит к ней, снимает фартук, кидает его в угол. Берет за талию и усаживает.
Она послушна. Она как бы во сне. Она совсем, совсем не сопротивляется.
Рембрандт наливает вино ей и себе.
- Хендрикье, а как хорошо? А? Этот ветер, этот огонь и ты, наподобие огня.
Она не знает, что и сказать. Пригубив вина, ставит бокал на край стола.
- Нет, Хендрикье, этот мы выпьем до дна. Она послушно исполняет все, что он желает.
- Хендрикье, Титус спит?
- Да, ваша милость.
- Мои ученики?
- Давно умолкли.
- Во всем доме только мы с тобой бодрствуем? Она не смеет поднять глаза.
- Хендрикье...- В руках у Рембрандта полный бокал. Глаза сверкают, борозда между глаз исчезает.- Я очень стар?
Она поражена.
- Вы?! - восклицает она.- Кто вам сказал?
- И ты...- Рембрандт запнулся. И чуть позже: - И ты могла бы полюбить такого старика?
Она не успевает ответить. Он подбегает к ней, жарко целует в самые губы. Стул с грохотом падает, и они оба на полу, на ковре, в углу, куда не достают свечи... Неистовый и покорная...

О картине «Ночной дозор» Самуэль ван Хохстратен, живописец и офортист, ученик Рембрандта, писал в 1642 году:
«В своей картине, выставленной на улице Ниве Дулен, Рембрандт уделил большее внимание общему замыслу, нежели отдельным, заказанным ему портретам».

Искусствовед Арнольд Веймер говорил мне в Амстердаме:
- Присмотритесь к картинам Рембрандта, которые в Ленинградском Эрмитаже в Москве. Почти все они написаны после «Ночного дозора». Что о них можно сказать?
- Живопись Рембрандта засверкала ярче, тоньше светотени...
- Именно засверкала. Свет и цвет слились воедино. Они образовали единый феномен. Он поражает зрителя. Можно ли говорить о неудачах художника, его движении вниз после «Ночного дозора»?
- Наверное, нет. Но что-то же случилось с «Ночным дозором»? Отсутствие документов. В наличии только легенда, и она вроде бы ничего не говорит. Однако легенды, как правило, не рождаются из ничего. Что же все-таки случилось? Заказов стало меньше. Учеников стало меньше. На этот счет имеется целый арифметический подсчет.