Георгий Дмитриевич Гулиа. Рембрандт

- Господин Хаак, как вы относитесь к пейзажным офортам Рембрандта?
- Некоторые искусствоведы различают пейзажи, наблюдения повседневной жизни и исторические сюжеты более позднего времени. Говорят, что Сегерс и ван Гойен оказали большое влияние на пейзажи Рембрандта. Разумеется, все как-то учатся друг у друга. Увлечение работами Сегерса было. Но Рембрандт не сделался его двойником. Он шел своей дорогой. Если говорить о пригородах Амстердама, где часто на прогулках рисовал Рембрандт, об их отображении в его работах, то это было верное отображение. Если кто-нибудь так же верно отражал тот же пейзаж - это не значит, что один копировал другого. В Нидерландах той эпохи увлечение пейзажем в графике и живописи было явлением частым, я бы сказал, по-своему закономерным. Но есть одна знаменитая работа Рембрандта, на которой пейзаж придуман...
- Вы имеете в виду «Три дерева»?
- Да, конечно. Это единственное, так сказать, придуманное произведение Рембрандта-графика. Но оно гениально. Если посмотреть поэтическим глазом, то можно сказать, что в этом пейзаже художник, скорее всего, выразил то, что чувствовал душою, сердцем, а не видел глазом...

Вот мнение о Рембрандте известного французского теоретика искусств и художественного критика Роже де Пиля, высказанное им в 1699 году:
«Он обладал чудесной способностью отражать видимый мир...»

Ван Рейны в Лейдене получили еще одну дурную весть: Саския родила девочку, но она, как и предыдущий ребенок, погибла от непонятной болезни. Адриан колебался: сообщить об этом матери или же скрыть от нее это известие, ибо держалась мать, что называется, на волоске.
- Не надо, - сказала Антье, - давайте пощадим ее.
Лисбет согласилась с ней:
- Мать едва стоит на ногах. Может, бог даст, родится у них еще ребенок. Здоровый.
Адриан, Антье и Лисбет условились, что скроют от старухи смерть девочки.
- Как ее назвали? - спросила Антье.
- В честь матери. И в честь нашей Лисбет.
- Корнелия Лисбет? Бедная малютка! - проговорила Лисбет.
- Это какой-то рок, - сказал Адриан.- Он молод, здоров, Она вроде бы полна сил. Что это творится у них в Амстердаме?
- Может, чумной воздух,- сказала Антье.
- Нет, чума ни при чем. И врачи вроде бы там хорошие. А один даже друг дома...
- Доктор Тюлп, что ли? - сказала Лисбет. - Я не думаю, что он великий знаток и в повивальном деле...
- Но это же знаменитость!
- Повивальная бабка, которая с опытом, не хуже, - сказала Антье.
- Это бог за что-то наказывает...
Лисбет вовремя прикусила язык: в дверях показалась мать. Она тяжело опиралась на палку. Пригляделась ко всем, словно разбирая, кто где сидит.
- Какая-нибудь новость из Амстердама?
- Нет, мать, ничего особенного, - сказал Адриан,
- А мне приснился дурной сои. Лисбет и Антье переглянулись.
- Не заболел ли мой сын?
- Да нет, мать.
- А жена его здорова?
- Говорят, да.
- Не родила еще?.. Что-то сидите вы мрачные... Адриан промолчал. Потом перевел разговор на другое:
- Этот Мейер отказался от нашего солода.
- Почему?
- Он говорит, что солод стал не тот.
- А что ему надо?
- Рожна, вот что! - Адриан поднялся со скамьи. - Эти наши клиенты строят из себя всезнаек. Пусть пойдет и поищет солод получше.
- Ты так и сказал ему, Адриан?
- Так и сказал. И даже чуточку похлестче...

В это весеннее утро Рембрандт появился в мастерской, как обычно, рано. Он велел позвать сверху своих учеников Бола и Фабрициуса.
- Доброе утро! - сказал учитель и - с места в карьер: - Буду писать большие вещи. Довольно! Вы знаете, что такое милосердие?
Бол удивленно взглянул на Фабрициуса, который появился в мастерской Рембрандта в качестве ученика совсем недавно. Умный, спокойный, упорный в работе, Карел Фабрициус из Делфта сказал, что, насколько он разбирается в человеческой натуре, это нечто благородное. То есть порыв душевный, который обращен ко благу человеческому. А может, даже ко всему живому.
- К живому вообще? - Рембрандт задумался.
- Если понимать расширительно, ваша милость.
- Слышишь, Бол? А что думаешь ты? Что есть милосердие?
- Меня сызмальства учили, что милосердие - это когда нищему дают милостыню.