Книга Тейн де Фpиc о жизни Рембрандта

Книга первая

Все получалось как-то быстро и неожиданно. Не успел Титус доесть пряник, как пришел отец, раздел сына и уложил в постель. Мальчик сгорал от любопытства. Видя, что отец собирается уходить, он схватил его за руку.
- Откуда к нам пришла Корнелия?
Рембрандт удивленно взглянул на сына, но потом улыбнулся и сказал:
- С неба.
Оставшись один, Титус долго не мог заснуть и все думал над отцовским ответом. Как же это с неба? Он никак не мог себе представить, чтобы ребенок упал с облаков. В библии все было возможно, а теперь чудес не бывает. Тут кроется что-то другое. Но что именно? Потом ему опять пришло в голову, что теперь он самый старший, а не «маленький Титус». И вновь на него нахлынула радостная гордость и почему-то легкая светлая грусть, не покидавшая его и в последующие дни. В школе он хвастал сестренкой. Ребята лишь пожимали плечами. Они давным-давно привыкли к тому, что в семье каждый год появляется новорожденный, и не находили причин радоваться этому. Однако Титуса не обескуражило равнодушие товарищей: ясно - ему завидуют. С каждым днем он все больше любил свою сестренку. Вернувшись из школы, он первым делом бросался в комнату матери. Рядом с ее кроватью стояла колыбель, в которой лежала Корнелия. Он усаживался возле малютки, глядел в ее непонятно почему сморщенное личико и отгонял надоедливых мух. Он очень сожалел, что Корнелия еще не может есть сласти, и готов был поделиться с нею всеми яблоками и вишнями, которых в это время года бывает видимо-невидимо. Он дал себе торжественное обещание, что постарается обуздать свой аппетит для того, чтобы всегда отдавать Корнелии большую часть вкусных вещей, которые выпадут на его долю. А пока он ограничивался тем, что воспроизводил ее будущее на листке бумаги. Он рисовал Корнелию пятнили шестилетней девочкой с весело подпрыгивающими кудряшками, в развевающейся юбочке и играющей то в шарики, то в мяч или бегающей с другими девочками. Рисовал ее уже школьницей то вместе с Хендрикье, то рядом с собой. Рисунки запирал в шкафу на самой нижней полке. Сейчас сестренка ничего еще не в состоянии понять, но когда-нибудь она найдет его рисунки и увидит, как он ее любил!

Четверо старшин гильдии святого Луки, совсем недавно отделившейся от стекольщиков и печатников, чтобы основать самостоятельное объединение живописцев и скульпторов, после длительного заседания все еще продолжали сидеть в зале собраний. Здание гильдии углом выходило на Бреестраат, так что окна зала смотрели в разные стороны. Это был старинный дом с толстыми панелями и расписными плафонами. Живописцы увешали стены зала картинами и рисунками на мифологические сюжеты. Устав от длительных разговоров, все отдыхали, попивая вино. Варфоломей ван дер Гельст развалился в кресле, положив ноги на сиденье другого кресла. Николас де Хельд Стокаде тщательно складывал бумаги в папку с делами гильдии. Маартен Кретцер - богатый торговец картинами и покровитель многих живописцев, избранный председателем гильдии,- задумчиво поглаживал остроконечную бородку и наблюдал за Якобом Мейрсом; тот глядел в окно, изредка постукивая ногтем по бокалу, и нежный хрустальный звон эхом отдавался в зале. В тени высокого камина сидел слуга и наполнял бокалы, как только они пустели. Тишина долго никем не нарушалась. Быстро спускались сумерки; казалось, будто облако тонкой серой пыли окутало предметы; все потускнело. С улицы донесся мерный солдатский шаг: отряд гражданской самообороны возвращался из тира и остановился на перекрестке, чтобы по команде разойтись по домам. К перекрестку сбегалось множество зевак - подростков и даже взрослых. Варфоломей ван дер Гельст стал вдруг с интересом рассматривать эмблемы и знамена стрелков и узнал знакомого командира и его отряд. Он собирался было что-то заметить на их счет, но его опередил гравер Якоб Мейрс - он стоял у противоположного окна, выходившего на Бреестраат. Мейрс указал на улицу. Все взоры устремились на фасад высокого красноватого дома на другой стороне улицы. В окнах верхнего этажа уже зажигали свечи. Видно было, как по комнате снуют люди, но кто именно, разобрать не удавалось. По залу словно пронесся порыв холодного ветра.
- Рембрандт,- как-то особенно ядовито произнес ван дер Гельст это имя.
Остальные молча кивнули. Их великий соперник, который нигде не бывал и даже погнушался вступить в новую могущественную гильдию, точно какой-то нечеловеческой властью приковал к себе всеобщее внимание. Возможно, что там, за освещенным окном, именно Рембрандт шагает из угла в угол. По-видимому, он работает или разговаривает с учениками. Он живет обособленно, отгородившись от внешнего мира, и тем не менее все взоры устремлены сейчас на него; он притягивает их мысли, как яркий свет притягивает мотылков. В глазах ван дер Гельста вспыхнул огонек неприязни, и он, волнуясь, торопливо осушил бокал.

Николас де Хельд подсел к сидевшим за столом художникам. Хотя никто из них не проронил ни слова, но во внезапной сплоченности этих трех живописцев явно чувствовалось что-то зловещее. Маартен Кретцер заметил это и был неприятно поражен. Художники украдкой бросали друг на друга испытующие взгляды, выжидая, кто же произнесет первое слово. Якоб Мейрс, сосредоточенно думая о чем-то, медленно осушил высокий сверкающий бокал.
- А вы слышали об итальянском заказе? - обсасывая усы, заговорил он наконец.
Кретцер кивнул, а Николас де Хельд и ван дер Гельст отрицательно покачали головами. Мейрс сообщил все, что знал. Когда он кончил, Кретцер еще раз убедился, что его предположение правильно. В наступившей напряженной тишине слышалось только прерывистое злобное дыхание ван дер Гельста. Вся комната была словно окутана чадом незримой зависти. Якоб Мейрс нервно постукивал носками башмаков об пол.
- Это оскорбление! - взорвался вдруг ван дер Гельст. Вскочив с кресла, он забегал по комнате.
Кретцер взглянул на него и сказал с пренебрежительной усмешкой:
- Не нахожу в этом заказе ничего предосудительного. А завистники у него всегда найдутся, мой дорогой. И вам, по-моему, не следует завидовать этому успеху Рембрандта...
- ...который будет, вероятно, последним,- досказал Якоб Мейрс и знаком подозвал слугу с вином. Ван дер Гельст тоже подставил свой бокал.