Книга Тейн де Фpиc о жизни Рембрандта

Книга третья

Жизнь художников в Амстердаме протекала по-новому. Люди старшего поколения поумирали или были забыты. В зените была школа молодых, которые всячески поносили своих предшественников и воображали, что открывают новые пути. Де Гельдер, одержимый поклонник творчества Рембрандта, являлся их страстным противником. Было в нем нечто особое, что-то от поглощенного своим внутренним миром алхимика-мизантропа, занятого в своем подземелье поисками золота: какое-то фанатическое влечение ко всему неведомому, завуалированному. Он презирал равнодушную, плоскую и в то же время более резкую, усвоенную его сверстниками манеру живописи. По его мнению, эти господа смотрели на природу равнодушными глазами, слепыми к скрытым в ней тайнам. А он превыше всего любил ночь с ее мистикой и овеянные тайной ночи картины своего учителя. Его собственные произведения были, казалось, пронизаны тем же золотым мерцанием, над которым колдовал его великий учитель и за которое молодые люди наделили его иронической кличкой. Де Гельдеру представлялось, что он при Рембрандте как бы оруженосец старого короля или последний страж на стенах священной крепости. Он никогда не раскаивался в решении, принятом им в юности. Он принадлежал к числу тех, кто не кочует по жизни, а углубляется в нее. Первое время, когда он еще изредка заглядывал в «Герб Франции» и, забыв свою застенчивость, пламенно и всеми силами души выступал в защиту Рембрандта, над ним сначала смеялись, а позже совсем перестали его слушать. Де Гельдер подозревал даже, что в этой среде его считали чудаком. Оскорбленный, но уверенный в своей правоте, отдавая себе полный отчет в своей приверженности к Рембрандту, де Гельдер остался в мастерской на Розенграхте. Он оберегал Рембрандта, не отступая от него ни на шаг. Он повсюду следовал за ним по пятам: как бы не случилось с учителем беды...

Впрочем, есть в Амстердаме еще и другой художник, с которым де Гельдер знаком и который разделяет его восхищение Рембрандтом. Корнелис Сейтхофф на год моложе де Гельдера. Этот длинноногий, жизнерадостный художник-маринист больше торчит у моря или шатается с капитанами дальнего плавания по кабакам, чем работает. Его мастерская расположена над трактиром. Обычно он ночует в своей светлой квадратной мастерской, если только не застрянет у какой-нибудь сговорчивой девицы или не составит на всю ночь компании жене какого-нибудь из находившихся в плавании моряков. Его мастерская вся завалена сувенирами из Ост-Индии. По его просьбе знакомые капитаны привозят ему всякие редкостные безделушки: языческих идолов, засушенных рыб, птичьи чучела, изделия из кости и дерева, кораллы, раскрашенную керамику - все это у него размещено по стенам, между картинами. Над его кроватью - целая выставка оружия, потому что Сейтхофф фехтует и стреляет, как прирожденный солдат, и состоит знаменосцем в одной из стрелковых гильдий. Оттого он и проводит больше времени в тире, чем в мастерской, у мольберта, хотя именно кисть художника кормит его.

Сейтхофф хохочет часто и громко, из него так и брызжет весельем, песнями и остротами в противоположность де Гельдеру - замкнутому и мечтательному. Они познакомились в «Гербе Франции». С первого же мгновения Сейтхофф привлек к себе внимание де Гельдера своей живой скороговоркой, округлыми и выразительными жестами, смелой поступью и жизнерадостностью. И Аарт де Гельдер затаил скромную мечту, которой - он знал это довольно хорошо - не суждено осуществиться, мечту, противоречащую его характеру: стать таким же бесшабашным и крепким, как Корнелис Сейтхофф. Однажды, набравшись смелости, де Гельдер предложил Сейтхоффу чокнуться. Тот узнал в нем смуглого, молчаливого ученика Рембрандта. Он подсел к де Гельдеру, и они заговорили об учителе. Потом он повел де Гельдера к себе в мастерскую и показал ему свои безделушки и оружие. Над безделушками де Гельдер посмеялся, а оружию позавидовал. Так началась их дружба. Де Гельдер навещал своего приятеля всякий раз, как среди тихих грез им вдруг овладевала тоска по веселой болтовне, по смеющейся физиономии, по пивной пене, которую его друг тыльной стороной ладони стирает с губ, по сияющим глазам, над которыми пляшут завитки буйных кудрей. Сейтхофф в свою очередь был расположен к де Гельдеру, хотя вряд ли мог бы объяснить, что вызывает его расположение. Может быть, ощущение неизъяснимой тишины, которую Аарт де Гельдер приносит с собой из рембрандтовского дома? Или то дыхание другого мира, перед которым Сейтхофф застывает с таким же чувством детского восторга, как перед чудесами и сокровищами Индии, олицетворяющими для него манящие, далекие тайны. Много времени прошло, раньше чем Корнелис Сейтхофф решился переступить порог рембрандтовского жилища. Уж очень он неохоч был до всего, что требует душевного напряжения и что в разгар самых озорных проделок может вдруг заставить его призадуматься. Он знает, что есть вещи, которых ему никогда не постичь и которые именно поэтому притягивают его, точно, магнит. Но де Гельдер настаивал, и Сейтхофф уступил желанию друга и скрытому где-то глубоко в душе голосу любопытства.

Однажды они провели послеобеденные часы в мастерской Рембрандта. Краснея от смущения, де Гельдер наблюдал за тем, как неловко и неуклюже вел себя учитель в присутствии постороннего. Теперь он уже стар, чтоб заводить новую дружбу с новыми людьми. Много воды утекло с тех пор, как поклонники толпились у него в мастерской. Он говорит мало и почти без всякой связи, отодвигает картины от света и так быстро и неохотно листает альбомы с офортами, что гость вряд ли в состоянии спокойно осмыслить их. Но Сейтхофф в студии великого мастера проявляет необычную для него выдержку. Он смотрит, на Рембрандта, который, бормоча что-то себе под нос, бегает по мастерской, как старая, взъерошенная птица, вспугнутая в собственном гнезде, и опять испытывает благоговение перед недосягаемым миром, и жалость к этому одинокому старику, и внутреннюю дрожь: а не ждет ли и его в будущем такая же участь? Молчаливый, задумчивый спускается Сейтхофф вниз Аарт де Гельдер с тревогой и любопытством ждет, что он скажет. Несмотря на то, что лестница очень узкая, он старается идти рядом с гостем. Но ему все же приходится уступить дорогу - кто-то поднимается вверх. Корнелия!.. Друзья остановились и прижались к стене, чтобы дать девушке пройти. Сейтхофф поднял глаза и взглянул на нее. Корнелия очень выросла. Она белолица и румяна. Русые косы грузно лежат на затылке. Маленькие груди начинают набухать. Под серым платьем, еще не достающим до пола, угадывается прекрасное девичье тело. В крепких красных руках Корнелия держит миску. Смущенная присутствием постороннего, она тихо здоровается и быстро проходит наверх, к Рембрандту.