Книга Тейн де Фpиc о жизни Рембрандта

Книга вторая

Антикварная лавка Титуса, на открытие которой опекуны не без колебания дали свое согласие и разрешили использовать принадлежащие ему средства и ради которой Хендрикье пожертвовала своими скудными сбережениями,- уже с самого начала стала приносить небольшой, но все возраставший доход. Молодые художники, которые не знали, куда девать накапливающиеся у них картины и, как правило, повсюду отвергнутые (антиквары старшего поколения слишком погрязли в предрассудках, да и чувствовали себя достаточно обеспеченными, чтобы возиться с этими художниками), находили в лавке Титуса доброжелательство и гостеприимство. Рембрандт не очень горячо интересовался этим предприятием и помогал советами только в тех случаях, когда речь шла о какой-нибудь из ряда вон выходящей вещи; тем не менее он, всю свою творческую жизнь с неистовым усердием разыскивавший и коллекционировавший художественные редкости, получал тайную радость от возможности рыться в том небольшом фонде чудесных предметов искусства, который Титусу, с его сызмальства наметанным глазом, удалось создать. Антикварная лавка на Розенграхте стала для молодых художников почти родным домом. Примыкающее к лавке помещение, в котором Титус работал и спал, в первое время полно было веселых молодых людей. Иной раз он даже подумывал: отцу, вероятно, кажется, что их дом снова полон учеников... Однако постепенно, по мере того, как восторг новизны угасал, живописцы уже не так часто заглядывали к Титусу. Клеменс, Беккер, Кретцер и другие торговцы не переставали интриговать против молодого предприятия, выставлявшего для продажи картины, отклоненные ими, и. открывавшего новых художников, которых они проглядели, не сумев оценить их достоинств. Последнее, конечно, особенно вызывало их досаду. Одного-единственного друга имел Титус среди владельцев художественных магазинов: то был Клаас Берхем, который с самого начала вместе с Титусом участвовал в продаже рембрандтовских рисунков. Берхем помогал ему советом и делом, одалживал ему деньги, когда скоплялось много платежей, время от времени посылал своих клиентов и в случае нехватки у Титуса товаров, пользовавшихся спросом, выручал его своими запасами. С глубоким изумлением оба они констатировали, что многие почитатели остались верны Рембрандту и регулярно приобретали у Титуса отцовские офорты. Это обеспечивало художнику и его семье средства к существованию.

Титус торговал картинами и оружием, раскрашенными от руки шелками, чеканными изделиями, кружевами. Молодые женщины, разъезжавшие по городу в каретах - что, не в пример прежним благочестивым временам, принимало все более и более распространенный характер,- останавливались перед его магазином, заходили, кое-что покупали и болтали с приятным, сдержанным и очень смуглым молодым человеком. Впоследствии они не раз возвращались сюда, привлеченные пленительной внешностью сына Рембрандта. Некоторые из них позволяли себе отпускать довольно недвусмысленные шуточки насчет дамского благоволения и удачи в любви; другие усердно практиковали немой язык вееров, роняли носовые платки, а когда Титус наклонялся, чтобы поднять их, демонстрировали свои лодыжки и даже кое-что повыше. Находились и такие, которые прикидывались, будто забыли кошелек дома; это служило предлогом, чтобы отправить за ним приказчика и тем временем побыть наедине с интересным владельцем антикварного магазина. Титус прекрасно видел заигрывание молодых дам, но он также сознавал, что для них это чистейшая забава, что им просто скучно и они жаждут приключений. И он становился все вежливее и малоречивее, пока в конце концов дамы не надували губы и переставали к нему ездить. Титус ощутимо замечал это по сокращению сбыта кружев, серебряных изделий и шелка. Но он только пожимал плечами...

Женщины?.. В последнее время он все чаще вспоминал о девушке из вертепа, о том, с каким восторгом он любовался ее танцами, о мгновении, когда она вся прильнула к нему. Что же, разве есть что-нибудь противоестественное в том, что он не может забыть эту уличную Женщину? Чувства светских молодых дам столь же мимолетны, как ее любовь... Но они хоть на какой-то срок готовы взять его себе в любовники... Есть женщины куда красивее, чем она... ее зовут Аннета, снова подумал он... Но все они ничего не значат для него и нисколько его не волнуют. Раз встретившись с ними, он потом не в силах восстановить в своей памяти ни их лиц, ни голоса, ни походки. Возможно, что ту, другую, он не забывает потому, что она держала его голову в своих руках и целовала его в губы. И снова мысленно возвращался он к этому поцелую - первому поцелую женщины - с глубоко затаенной страстью, какой никто не заподозрил бы под его холодной внешностью. И у него были свои ночи, когда воображаемые женщины манили его пышностью своих бедер и груди, ночи, когда он метался и стонал от неутоленных вожделений, когда в снах своих, неистовствуя, он прижимал к себе разделявших с ним ложе дьяволиц во плоти. Но наутро ему удавалось стряхнуть с себя эти ночные наваждения и сосредоточить мысль на очередных делах... если только его опять не преследовали воспоминания о девушке из вертепа, о том, как она бросилась в объятия молодого Йоста и сколько греховной прелести было в ее танце. Как больно, как ужасно больно, что ради таких мужчин, как Йост, она вынуждена вести распутную жизнь, одеваться, как распутная девка, и слушать распутные речи!.. Любит ли Титус ее? Почему же он еще раз не сходит в этот притон хотя бы для того, чтобы посмотреть, как ей там живется, и убедиться, помнит ли она его? Потаскуха! Разве может она запомнить сотни людей, которые побывали в ее объятиях? Титус втихомолку сардонически посмеялся над собой. «Младенец, ну и младенец же я! - пронеслось у него в голове.- Как может продажная женщина любить кого-нибудь? И почему я, как сохнущий от любви мальчишка, мечтаю о шлюхе, которая готова ублаготворить любого, кто швырнет ей пригоршню монет?»