Книга Тейн де Фpиc о жизни Рембрандта

Книга первая

В неожиданной встрече с ван Людигом, который как будто нарочно подкараулил художника, Рембрандт усмотрел дурное предзнаменование. Ван Людиг сделал вид, что приятно поражен встречей с родственником. Они поздоровались за руку: Рембрандт вяло и сдержанно, ван Людиг приветствовал кузена шумно и многословно. Он расспрашивал о Хендрикье, Титусе и обо всяких делах, о которых Рембрандт совершенно не расположен был с ним разговаривать. Ван Людиг должен ведь понять, что их жизненные пути слишком далеко разошлись, чтобы они могли вести непринужденные разговоры. Рембрандт отвечал скупо, желая поскорее отделаться от непрошенного собеседника, и уже собирался попрощаться, как вдруг среди сплошного потока слов проскользнуло имя Сикса. У Рембрандта мелькнуло неприятное подозрение, он поднял голову и стал слушать внимательнее. Ван Людиг, видимо, заметил внезапную перемену в лице кузена. Раньше они разговаривали, стоя на одном месте, а теперь медленным шагом двинулись вперед, машинально направившись в сторону Бреестраат. Только теперь у них начался настоящий разговор.

Ван Людиг тяжело вздыхал, увязая в тихо поскрипывавшем снегу, который все сыпал и сыпал. Было не очень холодно,- так бывает в ночи поздней зимы, когда уже чувствуются первые робкие признаки приближающейся весны. Кузены запахнули плащи. От их дыхания шел пар. Ван Людиг что-то бубнил себе под нос; Рембрандт не разбирал отдельных слов, но был уверен, что ван Людиг вновь упомянул имя Сикса. Ему стало не по себе. В этой сбивчивой многословности ван Людига было что-то угрожающее. Не в состоянии более сдержать смутного любопытства, он тронул ван Людига за плечо.
- Что такое с Сиксом, почему ты так часто повторяешь его имя?
Ван Людиг с видом безнадежности махнул полой своего плаща. Он был похож на странный черный призрак среди белой снежной ночи.
- Господа аристократы не хотят платить чистоганом. У них не получить ни серебра, ни золотых гульденов... Они отделываются долговыми расписками...
Рембрандтом овладело зловещее предчувствие, и кровь прилила к голове.
- Что же, Сикс оплачивает... твои требования... долговыми расписками?
Ван Людиг вздохнул, но Рембрандту почудилось в этом сострадании дьявольское злорадство. И он схватил его за плечо:
- Уж не платит ли и он тебе моими долговыми расписками, ван Людиг?
Ван Людиг молчал. «Делает вид, будто щадит меня», - подумал Рембрандт, и в душе его ожили ненависть и презрение. Он поглядел на собеседника, и тот смиренно кивнул в ответ. Как он разыграл огорчение и озабоченность! Что твой талантливый актер! И Рембрандта вдруг осенило: деньги! Деньги всех делают одинаковыми: презренный металл всех заражает лицемерием, учит разыгрывать сострадание... Даже родственников разделяет эта стена, твердая, как алмаз. Но он еще ничего не сказал. Ван Людиг мучительно медленно рылся в карманах своего плаща. Тем временем подошли к Бреестраат. Ван Людиг все еще с озабоченным видом что-то искал, часто и тихо вздыхая, как бы прося сочувствия. Перед дверью рембрандтовского дома он наконец нашел то, что ему было нужно. Это оказался пергамент, скрепленный печатями. Рембрандт нетерпеливо несколько раз стукнул молотком в дверь. Ульрих Майр открыл им. Рембрандт чуть не втолкнул кузена в дом, ни слова не сказав ученику; тот пожал плечами, но не выразил удивления и запер дверь за учителем и его гостем. Быстро шел Рембрандт впереди ван Людига, направляясь в комнату, где хранились его сокровища. Бесцеремонно взял он бумагу из рук кузена, разложил ее на столе при свете поспешно зажженных свечей. Он заглянул в пергамент и узнал его. Это было последнее долговое обязательство Сиксу, выданное меньше полугода назад. Рембрандт опустился в глубокое кресло, держа в руке документ и глядя на ван Людига.

А тот, уже много лет не бывавший в доме Рембрандта, разглядывал все с острым любопытством. Он увидел множество картин - чьей кисти они принадлежали, он не знал; увидел китайские вазы и чашки; гипсовые слепки голов и рук; маленькие фарфоровые статуэтки, пожелтевшие от времени; шлемы, военные доспехи с серебряными нагрудниками; в стеклянных сосудах - целое собрание диковинок: морские звезды, раковины, медузы, раки, кораллы. Гость, слегка наклонился вперед, будто пытаясь определить ценность этих вещей и выразить ее в цифрах. Помимо интереса, на лице его можно было прочитать изумление, подозрительность, зависть.
Рембрандт, усталый и подавленный, обратился к нему:
- Ну что же?
Ван Людиг посмотрел на своего кузена, точно не зная, как ему быть, и опять с притворным огорчением махнул рукой:
- Сам ведь видишь... Расписка твоя у меня... Год у нас нынче тяжелый...
Рембрандт досадливо поморщился, но ван Людиг продолжал ныть:
- А тут еще войны... Всеобщий упадок... Доходы все сокращаются.
Рембрандт поднялся с кресла. Но ван Людига это ничуть не смутило.
- У тебя великолепный дом... Повсюду топятся камины... Комнаты набиты редкостными вещами, видно, большой ценности... Ни в чем нет недостатка... Твое искусство неплохо тебя кормит... Не понимаю, Рембрандт, почему ты делаешь займы?
Кровь прилила к лицу Рембрандта.
- Не понимаешь? А разве тебе не понятно, что, не имея денег, я не могу заниматься живописью? Что мне требуется не одна горсть золота и серебра, чтобы все это содержать как следует? Что я сам и мои домочадцы тоже должны жить?
Ван Людиг, покачивая головой, глядел на мастера.
- Если все эти коллекции поглощают столько денег, то почему тебе не устроить свою жизнь по-иному? Если ты не умеешь жить на свои средства, зачем же ты покупаешь все эти штуки, для чего тратишь на них огромные суммы?
Рембрандт язвительно рассмеялся:
- Ты хочешь сказать, что одни лишь богачи имеют право приобретать драгоценности и редкостные вещи, так, что ли? Хочешь сказать, что такой человек, как я> чьи дела плохи, чья слава закатилась...
Ван Людиг поторопился прервать Рембрандта:
- Ты ошибаешься. Во всем Амстердаме я не знаю никого, кто еще так умеет выискивать все самое прекрасное и кто более, чем ты, был бы достоин владеть им... Но,- и он чуть помедлил,- если человек нуждается и мне платят его долговыми расписками, то в простоте душевной я спрашиваю: имеет ли он право помогать другим людям деньгами, которые по праву принадлежат мне...