Тучи теплых испарений нависли над ватерландскими рощами. Медленно бродил по этим рощам Ян Сваммердам. Ветер гнал с юга волны горячего воздуха. Под шерстяной одеждой, с которой Ян, как истый голландец, никогда не расставался, его длинное и тощее тело покрывалось испариной. Ян Сваммердам никак не мог сосредоточиться на своих анатомических исследованиях. Какая-то мертвая тишина, какое-то тягостное молчание давило его, заглушая все привычные мысли. Нагоняющие сонливость, нестерпимо жаркие летние дни и деревенские ночи, когда только и слышны сверчки под крышей да звяканье цепи, которой привязан неподвижно лежавший в сарае бык, усугубляли его меланхолическое настроение. По ночам он вскакивал от беспокойных снов. После этого наступало мучительное состояние бодрствования; он никак не мог опять заснуть и, лежа с запекшимися губами, бесцельно смотрел в полумрак. Он мало ел и частенько забывал пообедать. Ему ясно было, что он болен, но он не знал, как излечиться. Одна только женщина могла бы помочь ему, но она покинула не только Лейден, но и Нидерланды. Минувшей зимой Ян Сваммердам познакомился с Маргаретой Уленбек - сестрой одного из товарищей по университету, русой, стройной красавицей, почти такой же рослой, как и.сам Сваммердам. И после встречи с ней он, никогда ранее не проявлявший ни малейших признаков влюбчивости, вдруг почувствовал, что обладание этой рослой веселой девушкой совершенно необходимо для его дальнейшего существования.

Но это открытие Сваммердам затаил в себе. Он, который мог часами безостановочно рассказывать людям, проявлявшим интерес к этому вопросу, о своих крохотных насекомых; он, который бегло, без запинки отвечал на семинаре по латинскому языку, вдруг терял дар речи, как только оставался наедине с русоголовой и розовощекой Маргаретой. Молодая, жизнерадостная девушка, ни аза не смыслившая в кольчатых червях, ни единого звука не понимавшая по-латыни, приводила его в состояние полного онемения. Губы, с которых никогда в жизни не слетало ни одной ученой фразы, вызывали в нем глубочайшее восхищение; с немым восторгом любовался он ее руками, никогда не прикасавшимися к пинцетам и оптическим приборам. Ян Сваммердам слишком много занимался анатомией и слишком долго изучал одних только насекомых, Чтобы знать людей. Пробелы в знании окружающего мира и в первую очередь женской психологии огорчали и обескураживали его. Он без конца ломал голову: как завоевать это существо, в котором впервые в жизни распознал женщину? Иногда, в вечернюю пору, он отваживался крадучись пройти мимо ее дома; ему мерещилось, что за освещенными стеклами он узнает ее силуэт, и они чувствовал себя осчастливленным. Не менее счастлив был он и в тот раз, когда ее брат, будущий хирург, привел его к ним в дом, и Яну представилась возможность не только повидать Маргарету вблизи, но и обменяться с ней несколькими словами. Но Маргарета была слишком ветрена, чтобы задуматься над значением неловкой сдержанности этого сухопарого, темнолицего студента; а у Яна Сваммердама не хватало духу обнаружить перед ней свое чувство. Молодой офицер Ост-Индской компании похитил у него девушку как раз в тот момент, когда Ян Сваммердам, вместо чтения трактатов о кровообращении, впервые стал писать стихи:

Напрасно я молю несчастным взором
Сочувствия у ваших ясных глаз...

Когда корабль, увозивший Маргарету, отплывал из Роттердама, Ян Сваммердам был на набережной в числе провожающих. Он глядел поверх бушприта, туда, где, выпрямившись во весь рост, стояла Маргарета Уленбек - высокая, светловолосая, царственная, как морская владычица. Она улыбалась стоявшему рядом с ней победителю - военному в портупее, и тот, сияя от счастья, отвечал ей улыбкой... В тот же вечер в Лейдене Сваммердам порвал свои стихи и, вздыхая, принялся за конспекты лекций. Ещё две недели он посещал публичные лекции Хорне и Димербрука. Ни единое слово, произнесенное с кафедры, не доходило до его сознания. Зато в его тетрадях на каждой странице красовалась только одна буква «М» с крутыми завитушками, начертанная под улыбающимся женским личиком. «Как мальчишка,- подумал про себя Ян Сваммердам,- а ведь мне уже двадцать шесть». Сваммердам бродил по краю дренажных канав, время от времени он нагибался, выдергивал длинную султанку из трубки, разжевывал ее и выплевывал зеленый сок. Стрекозы, трепеща, висели в ярком свете. Вот он наступил на песчаный бугорок - это осиное гнездо; под ногами его торопливо сновали черные муравьи. Он ничего не замечал. После глубокого, тягостного молчания в нем вдруг встрепенулся целый мир беспорядочных, неизведанных мыслей, мир, полный муки и смятенья. Женщина, которую у него похитили, пробудила его к жизни. Никогда она не узнает, что пережил из-за нее сын аптекаря! Она уже в Ост-Индии, эта солдатская жена, и, конечно, властвует там над всеми окружающими ее мужчинами!.. А здесь, в маленькой североголландской деревушке, среди ив и тростников, никому не известный студент Сваммердам по-прежнему терзается в жестокой борьбе со своим чувством.
Сваммердам знал, что его мысли нескромны, что это языческие, греховные мысли. Слово «грех» тревожило его, не давало ему покоя. Сила естества, которую он так превозносил в строении насекомых и перед которой преклонялся, как перед созданием рук всевышнего, показалась ему вдруг несносной и даже представилась дьявольским наваждением. Чтобы обуздать себя, он с удвоенным рвением принялся за вивисекции. Несколько дней это помогало. Но поток воспоминаний снова лишил его воли.
О Маргарета! Золотоволосая, лучезарная женщина!